Императрица Фике - [45]

Веселовский сам побывал в «Золотом Гусе» и от одного слуги там услышал, что слуге тому офицер показался похожим на сына московского царя, которого тот видывал и раньше в Вене. А таможенник, досматривающий багаж полковника, сказывал, что такая шуба соболья разве у московского царя быть может.

Получив в Амстердаме донесение от Веселовского, Петр стал мрачен:

— Вот негодник, что делает! Какое время выбрал! Русский флот по Балтийскому морю плавает, Ригу взяли, Ревель взяли, взяли Финляндию. Из Дании на само Карлово логово, на саму Швецию наступаем… А в нем, в Алешке моем, семя Ивана Михайловича Милославского из земли лезет! Мало крови, мало ему крамолы. И сию крамолу следует разведать и лечить беспощадно!

В Амстердаме крепкие морозы стоят, каналы замерзли, ребята голландские краснощекие по каналам в школу на коньках бегают… Голландские печки натоплены тепло, и в низенькой горнице, где с поставцов смотрят начищенные медные да фаянсовые посуды, царь Петр собственноручно пишет Карлу императору в Вену письмо:

«Пресветлейший, державнейший цесарь! В дружелюбно братской конференции объявить должен об некоей сердечной печали. Сын наш Алексей всегда к высшему неудовольствию нашему являлся, так как он с покойной супругой своей, в вашем ближайшем свойстве состоявшей, непорядочно жил. А теперь, от нас получив приказание к нам ехать, взяв несколько молодых людей, с пути, ему указанного, съехал, и мы по сие время изведать не можем, где он обретается. И дали мы резиденту нашему, при вашем дворе пребывающему, Абраму Веселовскому, приказ — оного нашего сына сыскивать и к нам привезти. Того ради просим мы, ваше величество, если оный сын наш в ваших местах обретается тайно или явно, повелеть его с сим нашим резидентом к нам прислать, придав для безопасности несколько наших офицеров, дабы мы его отечески исправить могли, чем обяжете нас к вечным услугам и приязни.

Ваш брат Петр».

Глава 6. В Вене

Было 10 ноября 1716 году.

Вице-канцлер Германской империи, граф Шёнборн отпустил последнего докладчика из своего кабинета запоздно — пробило уже десять. Чиновник ловко откланялся, собрал бумаги, задом, не показывая спины, отпятился к выходу и бережно притворил за собой белую с золотыми украшениями дверь за бронзовую ручку в виде орлиной лапы, державшей синий шар. Он важно двинулся было вниз по мраморной, кенкетами освещенной лестнице, а навстречу ему подымался неизвестный, странно одетый человек, преувеличенно громко изъясняющийся на ломаном французско-немецком диалекте. Неизвестный был крепко пьян, его окружали лакеи.

Чиновник остановился, учтиво осведомился — что неизвестному нужно? Тот дерзко ответил, что прислан к графу Шёнборну по самонужнейшему делу. Настойчивость, которую являл неизвестный, была такова, что пришлось доложить графу, бывшему уже в шлафроке. Граф Шёборн согласился принять неизвестного завтра, в семь утра, так как он чувствовал, себя в данный момент очень утомленным, Но никакие реприманды не действовали на неизвестного. Он заявил, что в случае отказа здесь в свидании он отправится во дворец, к императору.

Гран Шёнборн наконец согласился принять незнакомца, который громко стуча сапогами по штучному полу, прошел в его кабинет. — Что вам угодно? — спросил граф Шёнборн.

— Его высочество царевич Алексей, наследник Великия и Малыя и Белые Русии желает видеться с вашим сиятельством, и немедля!

Граф Шёнборн раскрыл удивленно глаза, полез за эмалевой табакеркой, понюхал табачку, чтобы успокоиться. Затем осведомился.

— Но в таком случае, если все это удивительная правда, где же он?

Неизвестный ответил: — А вот тут перед домом вашего сиятельства! — и отчаянным жестом ткнул в окно. — На площади! Вот он!

При всей своей дипломатической выдержке граф Шёнборн ахнул, вскочил, подхватил полы халата, рысцой перебежал кабинет и, осторожно приподняв гардину, выглянул в окно. На углу, под тусклым фонарем, в мутном сиянии луны сквозь дождевые тучи маячила фигура в длинном плаще.

— Но каким же образом, очутился здесь царевич? — воскликнул граф Шёнборн. — Что такое? Почему он обращается ко мне?

— Царевич слышал, что чужестранцы, являющиеся ко двору его величества императора, должны сперва обращаться к вице-канцлеру! — ответил Яшка Носов — это был он. — Царевич прибыл только сегодня, оставил свой багаж в гостинице и просит ваше сиятельство принять его немедля.

— Но в таком случае доложите, что я сам сейчас же буду у его высочества в гостинице…

— Нет, его высочество сам придет! — ответил Носов. — Я за ним сбегаю!

И прежде чем граф Шёнборн успел сбросить свой шлафрок с турецкими разводами и натянуть кафтан со звездой, дверь его кабинета распахнулась, и, ступая косо, правым плечом вперед, стремительно и растерянно, почти бегом вошел высокий, бледный молодой человек в мокром мятом плаще.

— Ваше сиятельство! — крикнул он по-немецки. — Прошу дать мне возможность поговорить с вами наедине. Я нахожусь в трагическом положении. Пусть сюда никто не входит!

Он задыхался.

Получив заверения, что никто не войдет, прибывший бегал по кабинету, озирался с ужасом и говорил, ломая руки:

— Я прибыл сюда инкогнито, чтобы просить у императора-цесаря, у моего шурина, покровительства, спасения моей жизни.