Императрица Цыси. Наложница, изменившая судьбу Китая, 1835–1908 - [172]

На состоянии Цыси пагубным образом сказались тревожные известия от ее маньчжурского наместника, сообщившего о приграничных трениях с Кореей, теперь находящейся под пятой японцев. Японцы возводили паромные переправы на корейской стороне и проложили железнодорожную ветку до самого берега реки. Они даже приступили было к строительству моста и довели его до середины реки. Это сооружение им потом пришлось разобрать из-за яростных протестов, поступавших из Пекина. Пока все это там происходило, японский посол в Пекине вручил дипломатическую ноту с предупреждением о том, что их отряд должен перейти через государственную границу, чтобы разгромить корейскую банду врагов Японии, доставлявшую им беспокойство. Все выглядело так, что власти в Токио готовились использовать любой предлог, чтобы послать свои войска в том случае, если во дворцах что-нибудь да случится.

18 июля в Китай прибыл легендарный специалист Японии по сбору военной информации генерал-лейтенант Фукусима Ясумаса, который отправился прямо в провинцию Хунань к Цэнь Чуньсюаню, назначенному Цыси генерал-губернатором. Быть может, под влиянием дурных предчувствий Цыси приказала генералу Юань Шикаю и наместнику Чжан Чжидуну ознакомиться с конфискованными папками, содержащими переписку Дикого Лиса Кана со своими единомышленниками. Это распоряжение выглядит весьма редким, так как секретарь Верховного совета с удивлением упомянул о нем в своем дневнике. Цыси обычно старалась избегать поступков, способных послужить поводом для обвинения в преступлении тех, кто имел связи с ее политическими противниками; теперь же она явно осознавала необходимость в том, чтобы выявить потенциальных изменников вроде Цэнь Чуньсюаня.

Как раз в такой напряженной обстановке 24 июня пришлось справлять тридцать седьмой день рождения императора Гуансюя. По такому случаю Цыси потребовала исполнить оперу, и ее поставили на сюжет гибели царя Лю Бэя в 223 году до новой эры. Цыси, любившая эту оперу, распорядилась изготовить все костюмы и реквизит траурного цвета – белого. На сцене актеры труппы выступали в одежде из белой парчи, а изображение дракона на халате царя вышили контрастными черными нитями. Оружие и знамена тоже сияли полированной белизной. По правилу белый цвет на дне рождения императора запрещался: придворные отказывались от нарядов с рукавами, открывающими белое белье – чтобы не накликать беду. Но Цыси желала своему приемному сыну недоброй судьбы. Только с его кончиной японцы остановили бы свои махинации с ним в качестве марионетки.

Глава 31 Смерть близких людей и самой Цыси (1908)

В это время император Гуансюй действительно тяжело болел, и из всех провинций в Пекин вызвали лекарей. В разговоре со своими врачами его величество жаловался на то, что он слышит звуки «иногда далекого ветра и дождя, а также человеческие голоса и бой барабанов, иной раз – стрекот цикад и звук рвущегося шелка. Ни минуты покоя у меня не остается». Он описал «мучительные боли от пояса вниз», затруднение, когда поднимал руки, чтобы умыться, тугоухость и «дрожь от холода даже под четырьмя стегаными одеялами». Он бранил своих врачей за то, что они не могут его вылечить или облегчить недуги. При этом упорно цеплялся за жизнь.

С момента возвращения двора из изгнания император получил чуть-чуть больше свободы и снова приступил к исполнению своего главного долга: посещение храма Небес на зимнее солнцестояние и обращение к Небесам за благословением богатого урожая в предстоящем году. Когда он впервые попал в заточение, этот обряд за него выполняли великие князья, а Цыси постоянно страшилась гнева Небес. Теперь, уверенная в том, что гвардейцы и чиновники будут подчиняться только ей, а не императору, она наконец-то стала отпускать его из дворца без своего сопровождения.

Но все-таки она жила в постоянном страхе за то, что он может скрыться, и постоянно была начеку, особенно когда прибывали зарубежные визитеры. Однажды Цыси разговаривала с группой иностранных гостей, и один из них позже вспоминал: «Император, вероятно уставший от беседы, в которой никакого участия не принимал, потихоньку вышел через боковую дверь в театр, где в это время шло представление. На протяжении некоторого времени вдовствующая императрица его отсутствия не замечала, зато в момент обнаружения того факта, что императора нет рядом, на ее лице появилось выражение сильнейшего беспокойства, и она повернула голову к главному евнуху Ли Ляньину, чтобы властным тоном спросить: «Где император?» Среди евнухов возник переполох, их разослали во все стороны искать императора. Через несколько минут они вернулись и сообщили, что тот находится в зрительном зале. Тревога на лице вдовствующей императрицы исчезла, как туча расходится в стороны перед появлением солнца, но несколько евнухов осталось сидеть в зрительном зале и сторожить своего монарха».

Похоже, что император Гуансюй на самом деле предпринимал несколько попыток избавления от опеки Цыси. Однажды он шел в направлении ворот Морского дворца до тех пор, пока евнухи не потащили его назад, ухватившись за длинную императорскую косу. В другой раз один из секретарей Верховного совета наблюдал за ним из своего кабинета: император Гуансюй стоял с запрокинутой к небу головой и как будто бы молился. Потом он направился к одним из ворот Запретного города. Путь ему тут же преградили евнухи числом с десяток или даже больше.