Императорский безумец [пьеса] - [4]
Риетта. Нет…
Якоб. Да с чего?
Риетта. Ужасно… Вы ничего не сказали мне… Даже не рассердились… Даже не заметили…А я мучилась, мучилась…
Гремят выстрелы, Меттик выгладывает в окно.
Якоб (растерянно) А-а, мучилась… Да-да… Ты мучилась, мучилась… Что? Ты мучилась? Зачем?
Риетта. Господи, господи, вы даже не заметили, что я не девушка. А я не девушка, а вам на это… А мне, а я … Я, наверное, для вас ничего не значу? Я вам безразлична? Вам всё равно, какая я? Что со мной?
Якоб. Риетта, милая…
Риетта. Всё равно? Безразлично?
Якоб. Заметил я, заметил! Почему думаешь, не заметил?
Риетта. Хотите меня успокоить?
Якоб. Да заметил, тебе говорю, ещё как!
Риетта. А?..
Якоб. Да. Всё заметил. Просто не сказал. А так заметил.
Риетта. Нет-нет, вы меня не любите… Нет, я вам безразлична…
Якоб. Риетта, послушай. Не дергайся, а послушай, наконец. я всё заметил. Какая ты всё же… Можешь спокойно? Заметил и удивился. Да. Ну, немного… Редко уже, правда, удивляюсь, но тут… Сначала даже подумал. скажу-ка я ей, что удивился. Потом ещё подумал и передумал. а вдруг, подумал, обидится. А сделаю-ка вид, подумал, как будто не заметил.
Риетта. Правда? Честное слово? Заметили, но подумали?..
Якоб. Ну конечно же, глупенькая! (Опять гремят выстрелы, он оглядывается). А по-твоему?.. По-твоему, что же ты, решила, я совсем не внимательный?
Риетта. По-моему внимательный. Я поэтому и удивилась. такой внимательный и такое невнимание…
Якоб. Я же деликатный, Риетта. Я люблю разобраться. А не разобравшись… Я лично таких людей не уважаю. Могла же ты с дерева упасть? В детстве? Могла?
Риетта. Якоб!
Якоб. Например!
Риетта. Нет! Я всё расскажу! Всё!.. (Оба стоят и тяжело дышат). Прошлой весной… у нас… здесь вы, помните, гостил студент из Тарту. Тонкий такой юрист… Всё лето обещал жениться… Потом осень, листья пожелтели… а потом женился на дочке какого-то помещика…
Якоб. Что-о?..
Риетта. Да… Да… А мне обещал… а на ней женился.
Якоб. Так вот почему ты прошлым летом не успевала по арифметике?
Риетта. И по истории не успевала… (всхлипывает) И так и не поняла про петровские реформы и преобразования…
Якоб. Чего?..
Риетта. Преобразования…
Якоб. Тебе-то до них?..
Где-то что-то щёлкнуло… Меттик быстро выглядывает — замечает Тимофея, перезаряжающего пистолеты, Меттик обнимает девушку, шипит, чтобы та потише…Опять выглядывает — замечает ещё и крадущегося Ламинга.
Якоб. Риетта… гляди-ка… Да не туда… Твой отец, гляди… Что это он?..
Риетта. Ой, папа…
Якоб. Тише…
Риетта (шёпотом) Папа…
Якоб. Чего это он прячется? Что с ним?
Риетта. Перекосило-то его…
Тимотей Бок внезапно оборачивается и наставляет на Ламинга пистолет
Ламинг. Как чувствует себя господин фон Бок сегодня?
Тимо. Было совсем неплохо. Вас что-нибудь тревожит?
Ламинг. Господин фон Бок в прошлый раз обещал, что скажет мне правду. Когда мы окажемся вдвоём.
Тимо. Ну и что?
Ламинг. Сейчас мы вдвоём.
Тимо. (заряжает пистолет) Что за вопрос мой управитель мне задаёт?
Ламинг. Вы ведь мною, как своим управителем были в своё время недовольны? Правильно?
Тимо. Правильно.
Ламинг. Это очень хорошо, что вы говорите мне правду. А теперь я хочу знать. какого вы мнения о моём брате?
Тимо. Ах вот что! Послушайте, он ведь у вас тоже умер.
Ламинг. Значит, по вашему мнению, Николай тоже… умер?
Тимо. Николай? Как так? (Тимо вдруг приставил длинное дуло «кухенрейтера» к синему жилету Ламинга). Слушайте, Ламинг, хватит дурака валять! У вас был один- единственный брат Иохан. На всю Ригу известный пропойца. Десять лет назад умерший. Что за вздор вы мелете про Николая? А?
Ламинг. Ой-ой-ой, господин фон Бок, вы ослышались. (пытается потихоньку отвести пистолет от своей груди) Я даже не упомянул имени Николая! Боже упаси! Никоем образом не называл…
Тимо. Ах, так! Возможно. (Засовывает пистолет за пояс) Ну, ладно.
Якоб (играючи отталкивает девушку и кладёт руки ей на плечи) Большой бунт двадцать четвёртого года больше тебя не интересует? И здоровье господина Бока тоже?
Риетта смотрит на него несколько отчуждённо, прислоняется к нему, зарывается носом в подмышку и молча кивает головой.
Якоб. Ай, щекотно… В моей подмышке словно много маленьких птичек.
Обнимаются.
Якоб. Послезавтра. И тогда я скажу тебе что-то важное.
Риетта. Скажи сейчас! Скажи!
Якоб. Подожди до послезавтра.
Риетта. До послезавтра!
Целуются. Риетта уходит. Из парка раздаются выстрелы.
Тимо. … Я не помню, Якоб.
Якоб. Что с твоей памятью, Тимо?
Тимо. Если бы только память, Якоб. Если бы только память… Со мной и раньше такое бывало. В армии. Между сражениями. Продолжал во сне сам с собой споры с вечерних заседаний штаба. Потом прошло. А там… там всё заново началось. В голове — сражения, сражения… И всё — к главному вопросу. Я с императором стал спорить. Философов ему цитировал, пророков, Евангелие… Чтобы не забыть. Чтобы ничего не забыть. Мои мысли начали разбухать. Обрывки из лекций, из читанных когда-то книг — больше, больше, больше… Так много. Мне уже становилось страшно. Громоздится всё, как колонны. Платон, Аристотель, Кант — целая стремнина бурлит в моей голове. А я утопаю во всём этом. Бегают по лестницам внутри моей головы, сталкиваются… И — голова разрывается! Хочешь схватиться за одну мысль, чтобы потом из неё выкарабкаться… И однажды я, когда уже сам подумал, что схожу с ума, уцепился, пополз… Стучат в дверь. «Замолчи, преступник!»
Роман выдающегося эстонского писателя, номинанта Нобелевской премии, Яана Кросса «Полет на месте» (1998), получил огромное признание эстонской общественности. Главный редактор журнала «Лооминг» Удо Уйбо пишет в своей рецензии: «Не так уж часто писатели на пороге своего 80-летия создают лучшие произведения своей жизни». Роман являет собой общий знаменатель судьбы главного героя Уло Паэранда и судьбы его родной страны. «Полет на месте» — это захватывающая история, рассказанная с исключительным мастерством.
Яан Кросс (1920–2007) — всемирно известный эстонский классик. Несколько раз выдвигался на Нобелевскую премию. Поэт и прозаик. Многие произведения писателя переводились на русский язык и печатались в СССР огромными тиражами, как один из исторических романов «Императорский безумец» (1978, русский текст — 1985).Детская повесть-сказка «Мартов хлеб» (1973, впервые по-русски — 1974) переносит вас в Средневековье. Прямо с Ратушной площади Старого города, где вы можете и сегодня подойти к той самой старой Аптеке… И спросить лекарство от человеческой недоброты и глупости…
В книгу эстонского писателя вошли произведения: «Четыре монолога по поводу святого Георгия», «Имматрикуляция Михельсона», «История двух утраченных записок», «Час на стуле, который вращается» и «Небесный камень».