Император Всероссийский Александр II Николаевич - [13]

Михаил Христофорович Рейтерн. Конец 1870-х гг.

И пока в центре и на местах все бурлило и обсуждались многочисленные, порой довольно экзотические варианты реформы, сами крестьяне молча ждали – и это ожидание было пугающим. Чего они хотят? На что согласятся? В эпоху, когда не было ни выборов, ни социологических опросов, единственным надежным каналом коммуникации между правительством и низами обычно оказывался бунт. Но ведь целью реформ было как раз его избежать!

Чтобы почувствовать атмосферу тех лет и переживания Александра II, надо представить, какой колоссальный груз ответственности лег на его плечи. Конечно, он понимал, что неудачные реформы иногда разрушительнее застоя. Именно так случилось во Франции в конце XVIII века: запоздалая попытка преобразований окончательно расшатала ветхий старый режим, и он просто рухнул под натиском революции. Россия не должна повторить этот сценарий! – эта мысль постоянно всплывает в записках, статьях и письмах тех лет. Но для этого Романовым следует быть мудрее и дальновиднее Бурбонов: не стоит потакать ни помещичьему эгоизму, ни анархическим инстинктам крестьян. Власть должна быть сильной, и она должна стоять над интересами разных сословий и групп. Она должна быть общенациональной.

Освобождение крестьян (чтение манифеста). Художник Б. М. Кустодиев. 1909 г. Нижегородский художественный музей.

Именно такую идеологию и программу действий предложили Алекcандру II либеральные бюрократы. В основе ее лежала идея инициативного самодержавия: твердой и неограниченной власти, использующей весь свой вековой авторитет не для охранения существующего, а для глубоких прогрессивных реформ. Понятно, что эта программа показалась царю необычайно привлекательной, ведь она позволяла соединить, связать воедино прошедшее с будущим: не разрушая завещанное Александру II самодержавие, обновить его, сделать орудием прогресса и инструментом социальной справедливости. Кстати, сложилась эта программа еще в недрах николаевской бюрократической системы. В 1841 году в секретной записке «О крепостном состоянии в России» один из либеральных бюрократов, А. П. Заблоцкий-Десятовский, сформулировал основную ее идею предельно ясно и четко: «Одна только самодержавная власть в состоянии пролить новый источник жизни, обеспечив свободное и разумное развитие народной деятельности. Одна она в силах привести в исполнение идеи, связывающие поколения отжившие, исторические, с поколениями грядущими, направляя свои действия по вечным законам порядка и истины, хотя бы при осуществлении их она встретилась с болезненным ропотом какой-нибудь забытой, частной корысти». Под «частной корыстью», конечно, имелись в виду эгоистические интересы помещиков. Как оценивать эту фразу? С одной стороны, она вполне верноподданническая. С другой – довольно радикальная, можно сказать, революционная. При Николае I такие пассажи имели шанс появиться разве что в секретных записках. В царствование его сына они легли в основу правительственной политики. Вероятно, уже в тот момент, когда либеральным бюрократам удалось донести до самодержца суть своей программы, их победа в «крестьянском деле» была обеспечена. Александр II очень хорошо понял, что именно они являются в этом деле его союзниками. Но объявлять об этом он не стал. Почему?

Что же было ему делать со всеми остальными, теми самыми, которые «болезненно ропщут»? С расслабленной, но привычной аристократией, с неповоротливым провинциальным дворянством, с бесчисленными сановниками и чиновниками, озабоченными не благом родины, а собственным карманом и покоем, наконец, с самой близкой и понятной средой – военной элитой? Ведь, опираясь на немногочисленную группу продвинутых технократов, самодержец рисковал лишиться поддержки всех остальных!

Земство обедает. Художник Г. Г. Мясоедов. 1872 г. Государственная Третьяковская галерея.

Любой авторитарный правитель должен лавировать и выстраивать систему «сдержек и противовесов». Александр II в отличие, скажем, от Петра Великого, Павла I или своего отца, был самодержцем скорее «по должности», чем по призванию и темпераменту. Но это, как ни странно, не столько ограничивало его, сколько давало простор – для маневра, отступления, компромисса. Большинство историков считают, что он постоянно колебался, действовал по принципу «шаг вперед, два шага назад». Однако именно эти колебания, частая смена политического курса, которые так обескураживали не только историков, но и современников, позволяли ему (до поры до времени) быть гибким и не зависеть от какой-то одной политической группировки или клики. Не постоянным, а тактическим был и альянс с либеральными бюрократами. Правда, иногда лавирование было больше похоже на метания, но император все же умел вовремя остановиться.

Конечно, у наблюдателей в эти годы голова шла кругом: понять, чего же именно хочет правительство, было довольно сложно. Вот только что обласканный профессор Кавелин со скандалом уволен с должности преподавателя наследника. А за что? За статью о будущей крестьянской реформе. В ней он всего лишь излагал идеи, которые спустя год само правительство официально признает и возьмет на вооружение. Поражение реформаторов? А вот лидер либеральных бюрократов Николай Милютин назначен «временно исполняющим должность» товарища министра внутренних дел. И поскольку министр Ланской стар и слаб, именно Милютин составляет все его записки и доклады. Победа реформаторов? Но уже через несколько месяцев император всячески демонстрирует свое недовольство Ланским и Милютиным и свое внимание к их противникам…