Император под запретом. Двадцать четыре года русской истории - [3]
Но в Петербурге жила более близкая преемница Петра Великого: родная дочь его, царевна Елизавета Петровна. Последняя, как полагали, имела гораздо больше прав на русский престол, нежели приезжая принцесса и ее наследник. Сторонники Елизаветы считали царевну «обиженной судьбой сиротою», лишенною уже раз, десять лет назад, возможности стать русской императрицей после смерти императора Петра II Алексеевича, внука Петра I.
Тогда горсть сановников, входивших в состав так называемого Верховного тайного совета, обошла Елизавету и призвала на царство проживавшую в Митаве курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, дочь царя Иоанна Алексеевича, поставив ей условием, что она во всем будет подчиняться желаниям и указаниям Верховного тайного совета. Анна Иоанновна, не ожидавшая стать русской императрицей, без возражений приняла все ограничивавшие ее власть условия, или так называемые «кондиции», которые представили ей члены названного совета, рассчитывавшие сами управлять государством. Однако вскоре, опираясь на содействие других сановников и вельмож, недовольных Верховным тайным советом, забравшим власть в свои руки, Анна Иоанновна разорвала подписанные ею «кондиции» и объявила себя самодержавной Всероссийской Императрицей, а дело управления государства передала своему курляндскому камергеру Бирону, которому она доверяла во всем гораздо больше, нежели русским сановникам.
Манифест 28 февраля 1730 года о восприятии императрицей Анной Иоанновной самодержавия, отпечатанный в Москве при Сенате.
Не имея детей, императрица приблизила к себе свою племянницу из Ростока, переехавшую еще ребенком с матерью в Петербург, поместила у себя во дворце, приставила к ней воспитателей и воспитательниц, заставила принять православную веру. Когда же принцесса подросла, императрица сама выбрала для нее жениха — жившего в Петербурге немецкого принца Антона-Ульриха Брауншвейг-Люнебургского — и выдала за него замуж, с тем чтобы первому ребенку, который родится от этого брака, передать все права наследства на русский престол. Царевну же Елизавету Петровну императрица решила совершенно устранить и даже намеревалась с этою целью выдать ее замуж за иностранного принца, с тем чтобы царевна уехала совсем из России.
Но царевна решительно отказалась от этого брака, заявив, что никогда не выйдет замуж. Проживая одиноко в отдельном дворце, она не теряла, однако, надежды, что рано или поздно ей удастся сделаться русской императрицей. Рождение принца, который еще до своего появления на свет был объявлен наследником, не могло не вызвать тревоги в Елизавете и ее сторонниках, и радоваться им, конечно, было нечего.
Мрачно встретили рождение родственника Анны Иоанновны и те сановники и вельможи, которые рассчитывали посадить на русский престол жившего в Киле, в Германии, внука императора Петра I, сына царевны Анны Петровны, бывшей замужем за герцогом Голштейн-Готторпским, — двенадцатилетнего герцога Карла-Петра-Ульриха, единственного мужского пола потомка Великого Петра. Юный голштинский герцог, по мнению этих вельмож, как внук Петра имел гораздо больше прав стать наследником русского престола, нежели новорожденный принц, приходившийся двоюродным внуком императрице Анне Иоанновне.
Не мог радоваться и Бирон, всесильный и могущественный министр императрицы Анны Иоанновны, который лелеял надежду, что ему удастся женить своего сына Петра на принцессе Анне Леопольдовна и что таким образом русский престол перейдет к роду Бирона. Кроме того, Бирон ненавидел принца Антона-Ульриха, отца новорожденного, и опасался, чтобы тот в случае смерти императрицы не занял в государстве видной роли и не устранил от власти Бирона и его приверженцев.
Мало радости доставило рождение принца войску и народу. Боялись, что теперь еще больше усилится значение Бирона и ненавистных иноземцев, окружавших Анну Иоанновну и являвшихся, по общему убеждению, виновниками всех притеснений и невзгод, которые уже давно чувствовались войском и народом и вызывали глухой ропот и неудовольствие.
Иных же пугала мысль, что в случае смерти императрицы, которая стала часто хворать, бразды правления на многие годы — до того времени, когда новорожденный принц в состоянии будет сам управлять государством — перейдут в руки кучки вельмож, преследующих одни только личные свои выгоды.
Об общей радости по поводу рождения принца-наследника престола едва ли поэтому могла быть речь. Никто, однако, не решался открыто высказывать свои чувства, опасаясь преследований и опалы. Все делали вид, что разделяют радость императрицы.
Если были люди, искренно радовавшиеся событию, то принадлежали они к числу лишь тех, что окружали принцессу Анну Леопольдовну и ее супруга и надеялись упрочить еще больше свое положение при дворе и сохранить или получить выгодные места.
Крещение новорожденного принца, которому по желанию императрицы, в память его прадеда, царя Иоанна Алексеевича, дано было имя Иоанн, обставлено было большой торжественностью. А после крещения младенца понесли в отведенные для него заранее, с необычайною роскошью отделанные комнаты в Зимнем дворце, рядом с комнатами самой императрицы, и уложили в специально сделанную золотую колыбель с короной. Целый штат прислуги, придворных дам и камергеров был приставлен к новорожденному принцу. Сама императрица ежедневно несколько раз заходила в комнаты младенца, справляясь о здоровье своего любимца «Иоаннушки».
