Император Павел I. Жизнь и царствование - [53]

При этих печальных условиях император Павел закрыл для себя цензурными строгостями единственный остававшийся для него и самый могущественный способ судить об общественном настроении и воздействовать на него — содействие литературы, тогда как сам он постоянно подвергался общественному суду, часто ошибочному, во вред себе, но по собственной вине, печатая постоянно все немотивированные и дурно изложенные резолюции свои и приказы в «С.-Петербургских Ведомостях». В Москве, впрочем, умели отчасти соединять общественные силы, но петербургская литература сделалась почти оффициальной. Между тем, именно в Петербурге в 1798 г. произошло литературное событие, которое могло бы заставить Павла изменить свои отношения к печати. Капнист написал в это время комедию «Ябеда», в которой осмеивал взяточничество и неправосудие чиновников, и желал посвятить ее императору. «Досады, которые мне и другим наделала ябеда», — писал он, — «были причиною, что я решился осмеять ее в комедии, а неусыпное старание правдолюбиваго монарха нашего искоренить ее в судах, внушает мне смелость посвятить сочинение мое его императорскому величеству». Государь принял посвящение, не читая пьесы, но когда она была поставлена на сцену и имела шумный успех, императору было доложено князем Лопухиным, генерал-прокурором, что Капнист дал ужасный повод к соблазну, что его наглость преувеличила действительность и что в его пьесе находится явное попрание монаршей власти в ее ближайших органах. Доверившись донесению, император, в порыве гнева, приказал, как говорят, отправить автора в Сибирь. Но скоро гнев государя, однако, остыл: он усомнился в справедливости своего приказания и велел представить «Ябеду» в своем присутствии в эрмитажном театре. Зрителями пьесы был только он и великий князь Александр Павлович. После первого же акта государь, беспрестанно аплодировавший пьесе, послал фельдъегеря за Капнистом, пожаловал ему, минуя два чина, чин статского советника и щедро наградил его.

Особое впечатление производил во всей России способ, который употреблял император Павел для объявления своей воли. Фельдъегеря развозили его повеления по всей империи, и они же, являясь неожиданно на своих тройках или в кибитках, увозили на место назначения, чаще всего в Петербург, и тех лиц, которые вызвали на себя гнев государя, и тех, которых, наоборот, государь желал наградить или видеть по разным причинам, Весьма часто случалось, что, отправляясь с фельдъегерем в Петербург, никто не знал, зачем его вызывают к государю, и оттого фельдъегерская тройка, один звук фельдъегерского колокольчика, внушали всем страх и опасения; семейства увезенных оплакивали их как погибших: всем грезилась крепость или Сибирь.

Естественно, что централизация власти вела к упразднению местного самоуправления, а бюрократическое начало — к уничтожению сословного, выборного. Действительно, император Павел неуклонно продолжал выполнять свою программу по отношению к сословиям, определяя им место в государственной организации сообразно их службы государству. Дворянство все более стесняемо было в своих привилегиях, низводилось к прежнему своему назначению — служилого сословия, обязанного «защищать отечество»; соответственно этому, император стремился улучшить положение крестьян, находившихся, по его мнению, только в управлении, а не в кабале у помещиков. В 1799 г. уничтожены были губернские выборы дворянства, и должностных лиц повелено было избирать поуездно; точно также дворянская родословная книга каждой губернии разбита была на уездные книги, содержавшиеся также поуездно. Дворянские опеки и сиротские суды, указом от 18 сентября 1798 г., подчинены были палатам, а члены нижних земских судов, избиравшиеся дворянством заменены были, указом от 14 мая 1800 г., чиновниками от герольдии, а губернаторам дозволялось только принимать просьбы на эти места и от дворян, представляя их сенату; значение этой меры было велико и для дворян — помещиков, и для крестьян, так как земским судам предоставлено было полицейское управление в уезде в полном объеме. В военной службе зато даны были дворянам привиллегии. Для производства в унтер-офицерский чин дворяне должны были служить рядовыми всего три месяца, а не-дворяне — не менее 4-х лет. В 1798 г. было предписано, чтобы не представлять из не-дворян не только в офицеры, но даже в портупей-прапорщики и в подпрапорщики, потому что «в оных званиях одни дворяне должны состоять». Родовитое дворянство однако озлоблено было смыслом этих невидимому льготных для него распоряжений императора, видя в них уничтожение политического значения дворянства. Представитель тогдашнего либерализма, гр. Строганов, с презрением отзывался о служилом дворянстве в царствование Павла. «Оно», писал он, «состоит из множества людей, сделавшихся дворянами только службой, которых все мысли направлены к тому, чтобы не постигать ничего выше власти императора: ни право, ни закон, ничто не может породить в них идеи о самомалейшем сопротивлении. Большая часть дворянства, состоящего на службе, к несчастию, ищет в исполнении распоряжений правительства свои личныя выгоды и очень часто служит плутуя, но не сопротивляясь… Всякая мера, клонившаяся к нарушению прав дворянства, выполнялась с изумительною точностию, и именно дворянин приводил в исполнение меры, направленные против его собрата, противныя выгодам и чести сословия». Строгости военной службы, введенные Павлом, не представляли однако в ней ничего привлекательного для дворян, и они толпами стали записываться в гражданскую. Тогда император начал энергически противодействовать этому течению. 14 июня 1799 года повелено было сенату оставить только 50 юнкеров коллегии, находившихся при нем, а остальных отправить в военную коллегию; 5 октября 1799 г. было определено дворянских детей в гражданскую службу не записывать без доклада государю, и это правило затем распространено было и на детей личных дворян; наконец 12 апреля 1800 г. вышедшие из военной службы в отставку лишены были права поступать в статскую, а указом от и мая того же года это право сохранено было лишь за теми, кто выбыл из военной службы до вступления императора Павла на престол. Дворянам, уже находившимся на военной службе, преграждена была возможность выйти из нее по своему желанию: 31 октября 1798 г. воспрещено было дворянам выходить в отставку до производства в первый офицерский чин, а 6 октября 1799 г. повелено было не увольнять, а исключать из службы тех из них, кто пожелает выйти в отставку, не выслужа года в офицерском звании. Дворян, не служивших, но уклонявшихся от должностей по выбору, велено даже было предавать суду. Легко представить себе недовольство дворян всеми этими распоряжениями, уничтожавшими права, дарованные им жалованною грамотою, от которой оставались одни клочки!