Император Павел I. Жизнь и царствование - [23]

Нелидова не выдержала наконец пытки своего положения и решила удалиться от двора в место своего воспитания в Смольный институт. Первые ее попытки не удались, благодарю сопротивлению Павла Петровича, но во второй раз она обратилась с своей просьбой непосредственно в императрицей в сентябре 1793 г. успела достигнуть своей цели. Но Павел Петрович уговорил ее посещать возможно чаще его двор в Петербурге и быть постоянной гостьей в Гатчине и Павловске. С другой стороны, и Мария Феодоровна, подарившая своему супругу 11 июля 1792 года дочь Ольгу, увидела необходимость покончить с семейным разладом, примирившись с Нелидовой для совместного воздействия на Павла Петровича, на раздражительность которого разладь, этот имел самое пагубное влияние. «Невозможно без содрогания и опасности видеть, что делает великий князь отец, — писал Ростопчин летом 1793 г.: — он как будто изыскивает все средства внушить себе нелюбовь. Он задался мыслью, что ему оказывают неуважение и хотят пренебрегать им. Имея при себе 4 морские батальона в составе 1600 человек и 3 эскадрона разной конницы, он с этим войском думает изобразить собою покойного прусского короля. По средам у него бывают маневры, и каждый день он присутствует на разводе, а также при экзекуциях, когда они случаются. Малейшее опоздание, малейшее противоречие выводят его из себя. Замечательно, что он никогда не сознает своих ошибок и продолжает сердиться на тех, кто обидел». В особенности проявлялся гнев Павла Петровича на лиц, принадлежавших в большому двору и приближенных в особе императрице.

Мысль великого князя, что ему не оказывают должного уважения и не хотят его оказывать, — была, однако, вполне основательна. После финляндского похода Павла Екатерина не скрывала своего невнимания в нему, сосредоточив всю свою любовь и надежды на будущее на сыновьях его, в особенности на великом князе Александре Павловиче, которого она сама воспитывала и считала своим созданием.

Царедворцы Екатерины видели ее отношения в Павлу и поступали сами сообразно с этим; тысяча мелочей придворной жизни представляли для этого удобные случаи. Раздражение великого князя вызывало новые оскорбления его врагов, явно насмехавшихся над его бессильным гневом. За большими людьми следовали, по своей низости, и малые: так, камергеры, назначенные дежурить при малом дворе, манкировали своей службой при опальном наследнике и когда Ростопчин, принужденный дежурить за своих товарищей, написал им по этому поводу оскорбительное письмо, то был удален на время от службы по приказанию Императрицы. Не избалованный вниманием, Павел Петрович был так тронут поступком Ростопчина, что с тех пор считал его самым преданным себе человеком, хотя поступок Ростопчина вызван был лишь тяжелою необходимостью нести тройную службу за ленивых товарищей. Вообще мы не знаем случая, когда бы Екатерина чем либо выразила в последнее время своего царствования расположение в своему сыну; напротив, она оставляла без всякого внимания его нужды и наносимые ему обиды и сама, где можно было, относилась к нему резко и пренебрежительно.

Преследование Новикова и московских мартинистов в 1791 г. отчасти объясняется боязнью Екатерины, что они, составляя будто бы политическую партию, имевшую связи с заграничными иллюминатами, в то же время являются приверженцами Павла и могут действовать в пользу его, как масона. Она успокоилась лишь тогда, когда самое тщательное исследование дела показало, что Павел не принимал никакого участия в делах московских масонов, и когда сам Павел с презрением отверг, в письме к матери, всякие подозрения, назвал их сплетнями передней. Расточая громадные суммы окружавшим ее вельможам, Екатерина не баловала деньгами великокняжескую чету; быть может, она считала излишним потому, что они пошли бы на воинские упражнения Павла и на пособия германским родным Марии Феодоровны, а думать это она имела основания. Но зато неразумное увлечение Павла военными занятиями давало Екатерине постоянный повод к насмешкам. «По городу носился слух, — писала она, например, Салтыкову, — что великий князь к морскому батальону не токмо прибавляет несколько сот, но что он еще формирует на Острову (каменном) полк гусар и несколько полков казаков. Все сии слухи в народе подают причину к различным толкам и буде ребячества пресечь можно, то бы что скорее, то лучше, а сказать бы, что в Гатчине в куклы играть можно без излишних толков, но в близости города все подвержено различным толкованиям, а полезных нет ни одной. Тут первое, что батюшкина армия представляется». С своей стороны Павел извещал Екатерину, что он «привык к шиканам». При таких отношениях естественно было матери и сыну видеться как можно реже, и, действительно, Павел жил в Петербурге сравнительно весьма мало, приезжая туда обыкновенно в 24-му ноября, дню тезоименитства Екатерины, и уезжая уже в начале февраля, да и во время пребывания в Зимнем дворце часто уклонялся от официальных праздников и встреч с императрицей. «Великий князь прислал сказать, — писала однажды Екатерина Салтыкову, — что у него лихорадка и что он в постели лежит. Я бы желала знать, что о сем доктора говорят. Буде знаете, прошу мне сказать».