Император Николай II и заговор генералов - [116]

Вот что пишет о приезде в Псков флигель-адъютант Мордвинов. «Будучи дежурным флигель-адъютантом, я стоял у открытой двери площадки вагона и смотрел на приближающуюся платформу. Она была почти не освещена и совершенно пустынна. Ни военного, ни гражданского начальства (за исключением, кажется, губернатора), всегда задолго и в большом числе собиравшегося для встречи Государя, на ней не было.

Где-то посредине платформы находился, вероятно, дежурный помощник начальника станции, а на отдаленном конце виднелся силуэт караульного солдата.

Поезд остановился. Прошло несколько минут. На платформу вышел какой-то офицер, посмотрел на наш поезд и скрылся. Еще прошло несколько минут, и я увидел, наконец, генерала Рузского, переходящего рельсы и направляющегося в нашу сторону. Рузский шел медленно, как бы нехотя, и, как нам всем невольно показалось, будто нарочно не спеша. Голова его, видимо в раздумье, была низко опущена. За ним, немного отступя, шли генерал Данилов и еще два-три офицера из его штаба. Сейчас же было доложено и Государь его принял, а в наш вагон вошли генерал Данилов с другими генералами, расспрашивая об обстоятельствах нашего прибытия в Псков и о дальнейших наших намерениях.

“Вам все-таки вряд ли удастся скоро проехать в Царское, – сказал Данилов, – вероятно придется здесь выждать или вернуться в Ставку. По дороге неспокойно и только что получилось известие, что в Луге вспыхнули беспорядки и город во власти бунтующих солдат”.

Об отъезде Родзянко в Псков в штабе ничего не было известно; он оставался еще в Петрограде (не пустили “хозяева”. – В. К.), но были получены от него телеграммы, что в городе началось избиение офицеров (по науськиванию “хозяев” Родзянко. – В. К.) и возникло якобы страшное возбуждение против Государя и что весь Петроград находится во власти взбунтовавшихся запасных. (Тут-то и надо было послать войска усмирять бунтовщиков и уничтожить творцов приказа № 1. – В. К.) Генерал Данилов был мрачен и, как всегда, очень неразговорчив (Данилов, еще задолго до революции был против Государя. – В. К.).

Рузский недолго оставался у Государя и вскоре пришел к нам, кажется в купе Долгорукова, и, как сейчас помню, в раздраженном утомлении откинулся на спинку дивана.

Граф Фредерикс и мы столпились около него, желая узнать, что происходит по его сведениям в Петрограде и какое его мнение о всем происходящем.

“Теперь уже трудно что-нибудь сделать, – с раздраженной досадой говорил Рузский, – “давно настаивали на реформах, которых вся страна требовала… не слушались… голос хлыста Распутина имел больший вес… вот и дошли до Протопопова, до неизвестного премьера Голицына… до всего того, что сейчас… посылать войска в Петроград уже поздно (почему? телеграмма Алексеева повлияла? – В. К.), выйдет лишнее кровопролитие (больше будет из-за попустительства Алексеева и “брата” Рузского. – B. К.) и лишнее раздражение… надо их вернуть” (Измена Рузского под влиянием Алексеева и Родзянко. – В. К.). “Меня удивляет, при чем тут Распутин, – спокойно возразил граф Фредерикс. – Какое он мог иметь влияние на дела? Я, например, даже совершенно его не знал”.

“О Вас, граф, никто не говорит, Вы были в стороне”, – вставил Рузский.

“Что же, по-Вашему, теперь делать?” – спросили несколько голосов.

«Что делать? – переспросил Рузский. – Теперь придется, быть может, сдаваться на милость победителя» (А. Мордвинов «Отрывки из воспоминаний»).

Я нарочно привел дословно текст очевидца и прибытия в Псков и разговора Данилова и Рузского со Свитой Государя. Помимо Мордвинова, о том же, почти в тех же выражениях говорит и присутствовавший там же «клеветник и рамолик» Дубенский и «представитель темных сил реакции» Воейков.

Сейчас проанализируем все сказанное Даниловым и Рузским. Данилов говорит так, как будто он, Данилов, снисходит до Государя и Его окружения – «Вам вряд ли удастся», «придется выждать» и прочее. Так не говорит человек, который исполнен решимости все сделать для того, чтобы исполнить волю своего Государя. О Рузском и говорить не приходится. Каждое его слово – позор и для его генерал-адъютантских аксельбантов (эти «аксельбанты» больше всех повинны в национальной катастрофе. И Алексеев, и Рузский, и Николай Николаевич, и Брусилов – все они носили аксельбанты) и для генерала, который обязан был помочь Государю. Рузский был масоном, и для него присяга не имела никакого значения. Он давал другую присягу. Мы помним какую – «Убью, если будет велено». Об этом спрашивали «братья» не только одного Теплова, конечно. Но сколько цинизма, сколько подлости, сколько пошлости, скажу я, в словах генерал-адъютанта Государя Императора, сказавшего: «Надо сдаваться на милость победителя». Победителем этого страшного зверя – взбунтовавшейся черни в мундирах запасных батальонов, сделали вы, господа генерал-адъютанты! Вот тут то уместен вопрос Милюкова – глупость или измена? Измена, конечно, на первом месте, но и глупость тоже. Умный человек не пойдет на измену своему Императору, не пойдет на уговоры Родзянко, ставшего тоже по непроходимой глупости на сторону революции. Меньше чем через два года Рузский увидел, что значит измена Родине и Государю. Он не понимал, этот «лучезарный брат», что Родина и Государь это одно и то же. Понял ли он это в минуту своей страшной смерти? Понимают ли это и те, которые называют предателей «мучениками» и ставят их рядом с нашим умученным Императором, настоящим Царем-Мучеником? Государь прошел настоящий крестный путь со Своей Святой Семьей. Прошел как настоящий христианин, прощая всех, и только Рузского Государь не простил. В своем дневнике Государь писал, что он всех прощает, но генерала Рузского простить не может. Мы скоро увидим почему. Рузский позволил себе оскорбить Венценосца в самый тяжелый момент Его жизни – перед отречением, когда предатели-генералы заставили нашего чудесного Государя отказаться от Прародительского Престола.