Император Наполеон - [209]
Именно Тьер стал первым, по-наполеоновски, давить на короля Луи-Филиппа, так что король в конце концов согласился вытребовать у Англии и перезахоронить прах Наполеона в Париже. 7 мая 1840 г., возглавив к тому времени правительство Франции, Тьер предложил своему послу в Лондоне Франсуа Гизо (как и сам Тьер, знаменитому историку и также будущему премьер-министру) вступить в переговоры по этому вопросу с министром иностранных дел Англии лордом Г. Д. Т. Пальмерстоном. «Не может же Англия сказать всему миру, что она намерена удерживать труп, — подчеркивал при этом Тьер в письме к Гизо. — Даже когда приводят в исполнение смертный приговор, тело казненного обычно возвращают семье»[2133]. Пальмерстон охотно согласился на просьбу Гизо и так информировал своего посла в Париже лорда Т. Л. Г. Гренвила, имея в виду национальную рознь между народами Англии и Франции: «Правительство Ее Величества (королевы Виктории. — Н. Т.) надеется, что, если подобные чувства существуют до сих пор, они будут погребены в могиле, в которую опустят останки Наполеона»[2134].
Уже 12 мая 1840 г. в Париже министр внутренних дел Ф. М. Ш. Ремюза привел Палату депутатов в радостный шок следующим объявлением: «Господа! Король приказал его королевскому высочеству, монсеньору принцу де Жуанвилю[2135] отправиться со своим фрегатом к острову Святой Елены, чтобы забрать и доставить сюда останки императора Наполеона»[2136]. Разумеется, не все французы радовались долгожданному свиданию с прахом Наполеона. Были и такие, как, например, авторитетный в то время литератор Шарль Огюстен Сент — Бёв, который публично ерничал: «Эти кости Наполеона, которые нам возвращают, по сути дела, пригодны лишь для игры в бабки»[2137]. Но их единичные голоса тонули в радостном хоре большинства нации.
Трибун Палаты депутатов, еще один историк и поэт Альфонс Ламартин требовал послать за останками Наполеона целую эскадру и выделить для нее кредит в 2 млн франков. Но и депутаты, и министры сошлись на том, чтобы снарядить два корабля: фрегат под вычурным названием «Прекрасная курица» (Belle Poule) и корвет «Фаворит» — с кредитом на экспедицию к Святой Елене в 1 млн франков[2138].
Возглавил экспедицию принц де Жуанвиль, но ее деловым распорядителем был назначен граф Филипп де Роган — Шабо, репутация которого как «большого друга Англии» здесь пришлась очень кстати. Из той свиты и прислуги, которая разделяла с Наполеоном его изгнание, приняли участие в экспедиции гофмаршал А. Г. Бертран со своим, уже взрослым, сыном Артуром, генерал Г. Гурго, сын к тому времени немощного и слепого графа Лас-Каза Эммануэль Лас-Каз, камердинер с титулом графа Л. — Ж. Маршан и еще пятеро слуг императора: Л. Сен — Дени, А. Аршамбо, Новерраз, Пьеррон, Курсо. Читатель видит, что в этом перечне нет Монтолона. Он был тогда жив — здоров, но единственный из живых и здоровых компаньонов Наполеона на Святой Елене не поплыл туда за останками императора. Есть данные, что он был тогда увлечен авантюрными планами Луи — Наполеона (будущего Наполеона III), а по версии С. Форсхувуда, мог опасаться его разоблачения как убийцы при эксгумации тела императора: ведь он знал, что мышьяк «является смертельным ядом, но в то же время предохраняет живые ткани от разложения»[2139].
7 июля 1840 г. «Бель Пуль» и «Фаворит» отплыли из Тулона и ровно через три месяца, 7 октября, бросили якоря на рейде острова Святой Елены. В первые дни по прибытии на остров французские паломники нанесли визит губернатору лорду Миддлмору, который торжественно обещал передать им прах императора 15 октября, а затем осмотрели бывшее жилище Наполеона и его могилу. Когда они прошли в покои, где император испустил последний вздох, им стало не по себе от мерзости запустения. «Нет больше камина, комнату превратили в мельницу, для чего разобрали потолок. Две знаменитые его маленькие комнаты — кабинет и спальня — превращены в конюшню. Кормушка стоит на месте его бывшего рабочего стола. Французы не смогли сдержать ни своего негодования, ни своих слез. Английские офицеры, чувствуя себя неловко, стыдливо отводили в сторону глаза»[2140].
Что касается могилы, то надгробный камень был окружен решеткой, доставленной сюда из бывших покоев Наполеона. Маршан невольно вспомнил при этом, как император говорил, трогая рукой ее острые концы: «Вот она, моя клетка…»
В ночь с 14 на 15 октября двенадцать солдат английского гарнизона в присутствии дрожавших от волнения соратников и слуг императора начали эксгумацию его тела[2141]. Они искусно и осторожно вскрыли все четыре гроба, и в четвертом из них все собравшиеся у могилы увидели потрясшую их картину: император лежал перед ними как живой, теперь 66-летний Бертран и 57-летний Гурго в сравнении с ним казались такими стариками! Присутствовавший при эксгумации аббат Кокро вспоминал: Мы увидели, что тело императора было как у человека, умершего накануне. Что же делала смерть эти двадцать лет?.. Двадцать лет смерть щадила его останки!»
