Император Наполеон - [204]

.

Диктуя завещание, император иногда отвлекался на побочные, смежные, а то и вовсе посторонние темы. Так, однажды он попросил Бертрана перевести на английский язык, «слово в слово», доктору Арнотту следующую фразу, адресованную правителям Англии: «Вы меня убили, и, умирая на этой ужасной скале, я завещаю позор и ужас смерти царствующему дому Англии». В тексте завещания появился пункт: «Я умираю преждевременно, убитый британской олигархией и ее палачом; настанет время, когда народ Британии отомстит за меня»[2091]. В другой раз император вдруг воскликнул: «А китайцы-то мои бедные![2092] Двадцать золотых раздайте им на память: надо же и с ними проститься как следует»[2093].

26 апреля Наполеон распорядился о собственных похоронах: «…сообщил графу Бертрану, что он хочет, чтобы его похоронили на берегу Сены, или на острове у слияния рек Роны и Соны около Лиона, или на Корсике в кафедральном соборе, где похоронены его предки, ибо там он все же будет во Франции». «А если меня не выпустят отсюда и мертвого, — продолжал император в раздумье, — схороните там, где течет эта вода…» И он показал на воду, которую приносили ему из соседней долины Герания: там под тремя плакучими ивами был родник[2094].

29 апреля, после бессонной ночи с приступом рвоты, Наполеон попытался было продиктовать к своему завещанию очередное дополнение. Присутствовавший при этом Маршан вспоминал: «После нескольких строчек силы покинули его. “Бедный Наполеон”, - произнес император, и поскольку он уже не мог сидеть в постели, уронил голову на подушку»[2095].

В ночь на 5 мая началась агония. В полубреду, содрогаясь от конвульсий, Наполеон рванулся с постели, схватил с неожиданно чудовищной силой Монтолона, дежурившего возле его ложа, и упал вместе с ним на пол. Подоспевший на шум Аршамбо с трудом высвободил Монтолона из императорской хватки, после чего оба они уложили больного в постель. «Никому не ведомо, — заметил по этому поводу Эмиль Людвиг, — кого из своих врагов император хотел задушить в последней схватке»[2096]. С той минуты и до последнего вздоха Наполеон лежал неподвижно, с открытыми глазами, но уже без сознания. «Это была последняя вспышка той силы, которая перевернула мир», — так подытожил случившееся Д. С. Мережковский[2097].

Всю ночь с 4 на 5 мая и почти весь следующий день на острове свирепствовала буря, вырывая с корнями деревья в Лонгвуде, под которыми любил отдыхать Наполеон. С утра 5 мая все его приближенные и слуги теснились вокруг умирающего, не сводя с него глаз. Все они ждали его конца под яростно — заунывный, душераздирающий вой бури, испытывая ужас, в котором было что-то мистическое. Последние слова императора, которые удалось расслышать, записаны Маршаном и Монтолоном не совсем одинаково: «Франция… армия… авангард… Жозефина» (Монтолон) и «Франция… мой сын… армия» (Маршан)[2098].

К вечеру буря стихла. В 17 часов 49 минут 5 мая 1821 г. с бастионов Джеймстаунской крепости на острове Святой Елены грянул орудийный залп. То был сигнал: «солнце зашло — Наполеон умер»[2099].

Но, уже испустив дух, он все-таки еще раз, последний, изумил окружающих. Вот как воссоздал эту сцену, по рассказам очевидцев, Марк Алданов: «Граф Бертран тяжело поднялся с кресла и сказал глухим голосом:

― Император скончался…

И вдруг, заглянув в лицо умершему, он отшатнулся, пораженный воспоминанием.

― Первый консул! — воскликнул гофмаршал.

На подушке, сверкая мертвой красотой, лежала помолодевшая от смерти на двадцать лет голова генерала Бонапарта»[2100].

Луи — Жозеф Маршан, весь в слезах, принес хранившийся у него исторический синий плащ, в котором Наполеон был 14 июня 1800 г. в битве при Маренго, и накрыл им тело умершего. После этого в бывший кабинет императора, где теперь он лежал на смертном одре, вошли губернатор Лоу и офицеры английского гарнизона. Они, надо полагать, с облегчением прощально раскланялись перед покойником. Далее у Е. В. Тарле сказано так: «Затем были впущены Бертраном и Монтолоном и комиссары держав, которые теперь в первый раз своего пребывания на острове вошли в дом императора, не допускавшего их к себе»[2101]. Евгений Викторович ошибся: из трех комиссаров задержался на острове до смерти Наполеона только француз Моншеню (он-то и увидел императора впервые уже в гробу), остальные — и австриец Штюрмер (летом 1818 г.), и россиянин Бальмен (весной 1820 г.) — уехали с острова при жизни Наполеона.

Хоронили императора 9 мая в той самой долине Герания, под тремя плакучими ивами, как ему хотелось в том случае, если англичане не отпустят его из «логова» Хадсона Лоу даже мертвым[2102]. Оловянный гроб с его телом был запаян в другой (из красного дерева), а тот — в третий (со свинцовой оболочкой), и третий гроб — в четвертый (тоже из дерева, с железными шурупами). Когда это «четырехгробие» было доставлено солдатами 20-го полка из английского гарнизона к месту захоронения, Лоу не преминул и здесь продемонстрировать свою злобную въедливость. Он запретил обозначить могилу императора надгробной надписью «Наполеон», требуя, чтобы надписано было не иначе, как «Бонапарт». Бертран отверг его требование, и в результате могила осталась безымянной. «Может быть, и лучше так, — рассудил небезосновательно Д. С. Мережковский. — Здесь лежал больше, чем Бонапарт, и больше, чем Наполеон, —