Император Наполеон - [203]
Информация о тяжелой болезни Наполеона доходила с острова Святой Елены до правителей и граждан Европы главным образом от очевидцев: Лас-Каза, Гурго, О’Мира, Д. Стокоу. Она вызывала беспокойство и сострадание не только у родственников и соратников императора. Папа римский Пий VII (тот самый, кто в 1804 г. короновал Наполеона и кого Наполеон с 1809 до 1814 г. держал под арестом за отказ от континентальной блокады Англии) ходатайствовал перед европейскими монархами: «Наполеон несчастлив, очень несчастлив. Мы забыли его заблуждения. Святая церковь не должна лишать своих духовных детей заботы о них. Мы глубоко, от всего сердца желаем, чтобы его участь была облегчена. Испросите этой милости от нашего имени у принца-регента Англии»[2082].
Во избежание подобных ходатайств английские власти через подконтрольную им прессу распространяли лживые сведения о том, что у Наполеона в изгнании все обстоит как нельзя лучше. Об этом свидетельствовал Барри О’Мира после того, как вернулся с острова Святой Елены в Европу: «В некоторых английских газетах, отражавших точку зрения Кабинета министров, были опубликованы письма, претендовавшие якобы на то, что они присланы с острова Святой Елены. Эти письма представляли Наполеона (к тому времени безнадежно больного. — Н. Т.) находящимся в отличном состоянии здоровья и с новой привычкой охотиться за дикими кошками. Были ли эти письма состряпаны на острове Святой Елены или подделаны в Лондоне, я не знаю»[2083].
Думается, «состряпать» такие письма и отправить их в Лондон вполне мог Хадсон Лоу. Он ведь даже 17 апреля 1821 г., за 18 дней до смерти Наполеона, весело говорил о нем своему окружению: «Я вас уверяю, что его болезнь есть результат его грубого поведения по отношению ко мне. Если бы у него был выбор, сейчас он действовал бы иначе. Пусть кто-нибудь из вас неожиданно с криком войдет в его комнату, и вы увидите, что он тотчас вскочит на ноги!»[2084]
2 апреля 1821 г. доктор Антомарки у постели Наполеона сказал (желая, наверное, заинтересовать и тем самым приободрить больного): «На горизонте появилась комета». Император, словно бы про себя, очень тихо произнес: «Значит, смерть: комета возвестила и смерть Цезаря…»[2085] Именно в тот день Антомарки признал состояние больного безнадежным.
13 апреля Наполеон продиктовал Монтолону, а 15-го собственноручно подписал свое завещание. В последующие дни, 24 и 27 апреля, он диктовал дополнения к завещанию. Полный текст его в переводе на русский язык публиковался неоднократно — в разных изданиях[2086]. О том впечатлении, которое производит «Завещание» Наполеона, хорошо сказал Д. С. Мережковский: «В нем — множество пунктов, подробных и мелочных, с перечислением сотен предметов, сумм и лиц. Наполеон вспоминает всех, кто сделал ему в жизни добро, и благодарит, награждает не только живых, но и мертвых, в детях и внуках; прибавляет все новых, не может кончить, боится, как бы не забыть кого-нибудь»[2087].
В завещании указаны и общая сумма (200 млн франков), и конкретные источники завещанного капитала: более 100 млн, накопленных за 14 лет по цивильному листу[2088], 6 млн на личном счету императора у Жака Лаффита (управляющего Французским банком), 2 млн из семейного фонда плюс драгоценные камни императорской короны, иные из которых имели стоимость в 500 и 600 тыс. франков; прочие драгоценности, векселя и т. д. Своими душеприказчиками Наполеон объявил «графов Монтолона, Бертрана и Маршана», пожаловав тем самым главному камердинеру, каковым был Маршан, титул графа[2089].
Большую часть своего состояния, а именно 100 млн франков по цивильному листу, Наполеон завещал (пополам) ветеранам французской армии, «которые сражались с 1792 по 1815 год за славу и независимость нации», и местностям (городам и селам) Франции, пострадавшим от нашествий 1814–1815 гг.
Всем, кто служил ему на острове Святой Елены, он выделил крупные суммы: Монтолону — 2 млн франков, Бертрану — 700 тыс., Маршану — 500 тыс., Лас-Казу — 200 тыс., не забыв при этом повара Пьеррона (100 тыс. франков), конюха Аршамбо (50 тыс.), кладовщика Курсо (25 тыс. франков) и других слуг.
По 100 тыс. франков каждому император завещал своим боевым соратникам: Ларрею, Друо, Камбронну, Лавадетту, Клозелю, Лефевру — Денуэтту, Лаллеману, а также детям погибших маршала Бессьера, генералов Дюрока, Мюирона, Лебедуайера, Жерара, Летора, Шартрана, Мутона — Дюверне и др.
Всем своим родственникам — «исключительно доброй и преданной» матери, жене и сыну, братьям и сестрам, а также Евгению и Гортензии Богарне, кардиналу Фешу он оставлял свои личные вещи — столовое золото и серебро, севрский фарфор, золотые часы, шпаги и кинжалы, медальоны, ожерелья и браслеты, турецкие ковры и такие раритеты, как сабля польского короля — полководца Яна Собеского и будильник Фридриха Великого, «взятый в Потсдаме».
О себе Наполеон сказал в завещании слова, которые потом будут выгравированы и доныне красуются на мраморе его гробницы в парижском Дворце инвалидов: «Я желаю, чтобы мой прах покоился на берегах Сены, среди французского народа, который я так любил»
