Император Наполеон - [118]
Возвращаясь из — под Лейпцига в Париж, Наполеон переживал не только проигрыш военной кампании. Главное, именно тогда начала распадаться его империя. Младший брат императора Жером, вестфальский король, уже был изгнан из своего королевства. Другой, старший брат Жозеф, король Испании, едва удерживал трон в борьбе с испанскими повстанцами и англичанами. Зашатались его режимы в Италии, Голландии, Бельгии, а созданный им Рейнский союз, который к 1812 г. объединял 36 государств, распался. Зять императора, его «лучший в мире» кавалерист, неаполитанский король И. Мюрат изменил ему. 22 октября австрийский комиссар передал Мюрату предложение перейти на сторону шестой коалиции, и через два дня Мюрат уведомил Наполеона, что хочет вернуться в свое королевство якобы с намерением «поддержать вице — короля Италии Евгения Богарне, оказавшегося в затруднительном положении после перехода Баварии в стан врага»[1245]. Наполеон не возражал. 24 октября 1813 г. под Эрфуртом он простился с Мюратом — оказалось, навсегда. Больше им уже не суждено было увидеть друг друга.
Парадокс истории: феодальные владыки, тиранившие своих подданных, поднимали народы против Наполеона, сына революции и творца Гражданского кодекса, во имя свободы\ Разумеется, Наполеон учитывал, что свободы бывают различными и понимают их разные люди неодинаково. Но такую свободу, как национальное достоинство, он считал привилегией лишь цивилизованного народа, а у народов «отсталых» всегда недооценивал, что и было главным его просчетом, главной причиной всех его неудач. Это доказала ему Испания, затем Россия, а теперь вся Европа. Он проиграл «битву народов» не только под Лейпцигом. «Битвой народов» была вся кампания 1813 г. Народы Европы не хотели принимать от него, чужеземного завоевателя, свободы, которые он нес им на штыках своей Великой армии. Они предпочитали отечественные цепи таким «свободам». За него они сражались подневольно и нерадиво (кроме итальянцев и поляков), а против него — с энтузиазмом. Ради того, чтобы сбросить с себя унижавший их национальные чувства диктат Наполеона, они готовы были поддержать не только феодальную коалицию, но и саму нечистую силу. Хорошо сказал о Наполеоне А. И. Герцен: «Он додразнил другие народы до дикого отпора, и они стали отчаянно драться за свои рабства и за своих господ»[1246]. Да, за свое крепостное право, за свою инквизицию, за свое социальное унижение, за все это мерзкое зло, но — за свое!
Наполеон все это видел, удивлялся этому (вспомним его отзыв о россиянах: «Что за люди! Это скифы!»), но так до конца своего и не примирился с мыслью, что противостоять национальному подъему даже одного, а тем более многих народов не может никакой гений.
3. 1814-й год: победоносное поражение
9 ноября 1813 г. Наполеон вернулся в Париж, что называется, на щите — после второй кряду проигранной кампании. Как и прошлой зимой (по возвращении из России), он сохранял присутствие духа и был преисполнен решимости не только продолжать борьбу с коалициями феодальных монархий (сколько бы их ни было), но и в конце концов победить.
Прежде всего он проведал жену и сына. Еще 5 февраля 1813 г., перед тем как отправиться на фронт под Лютцен и Бауцен, Наполеон впервые за время его империи учредил регентство. Допуская (с каждым новым походом все более реально) свою гибель в бою, он сделал так, чтобы в таком случае императрица правила государством от имени сына, обеспечивая преемственность режима и продолжение династии. 30 марта Мария-Луиза была провозглашена регентшей и после отъезда Наполеона на фронт стала председательствовать на заседаниях кабинета министров, хотя министерская деятельность, как заметил ее биограф Франц Герре, «навсегда осталась для нее китайской грамотой»[1247].
Впрочем, Наполеон предусмотрел такое квипрокво. Он, во — первых, приставил к императрице в качестве надсмотрщиков — консультантов проверенных людей: министра иностранных дел Ж. — Б. Шампаньи и своего секретаря К. — Ф. Меневаля, а главное, сам с фронта, несмотря на страшную занятость военными делами, непрерывно слал в Париж свои указания по всем вопросам политики, экономики, культуры. Тот же Ф. Герре так определил роль Марии-Луизы в статусе регентши: «Императрица напоминала икону, выставленную для почитания народом, тогда как за стеной, в алтаре государства, богослужение вел незримый священник»[1248].
Теперь, вернувшись в Париж, Наполеон очень хвалил Марию-Луизу за «руководство империей» и вообще был очень нежен с нею. Как супругу, мать его сына — наследника, продолжателя династии Бонапартов, Наполеон, конечно, любил ненавистную для большинства французов «австриячку», хотя и без той страсти, которая кипела в его любви к Жозефине и Марии Валевской. Она же едва ли могла любить его по-настоящему, поскольку боялась императора как личность полубога, боялась его величия, непредсказуемости его решений и столь же непредсказуемого гнева, так и не поборов в себе былого страха перед ним, когда он трижды (в 1797, 1800 и 1809 гг.) заставлял всю ее семью бежать из собственной столицы куда попало. Зато любовь Наполеона к сыну была искренней и страстной и как нельзя более — взаимной.
