Император-гоблин - [60]

Чавар прошипел:

– Вы сомневаетесь в наших словах, ваша светлость?

Обвинение во лжи императору было делом серьезным, и Майя понимал, что не следует прямо отвечать на такой вопрос. Он сказал:

– В управлении государством мы собираемся руководствоваться следующим принципом: если Варенечибель Четвертый не оставил письменных инструкций, мы будем принимать решения самостоятельно.

Он пристально взглянул на Чавара, который брызгал слюной и бормотал что-то нечленораздельное, и добавил:

– А сейчас мы, к сожалению, должны вас покинуть, лорд-канцлер. Мы опаздываем на обед.

Он обошел Чавара и направился к дверям. Он знал, что не может держаться так же величественно, как лорд-канцлер, но изо всех сил постарался придать себе надменный вид.

Несмотря на задержку, вызванную появлением лорд-канцлера, Майя не торопился с обедом. Он спокойно ел кисловатый свекольный суп с булочками с олениной и маринованным имбирем, а Ксевет рассказывал, какие дела ждут императора после обеда. Время от времени главе государства приходилось давать аудиенции отдельным лицам из числа придворных, которые просили о каких-либо милостях, жаловались на несправедливости или желали лично сообщить императору некие, по их мнению, чрезвычайно важные сведения. Иногда аудиенции испрашивали также простолюдины, но такое (по словам Ксевета) происходило крайне редко, в исключительных случаях. Ксевет принялся разъяснять процедуру отбора и отсеивания простых просителей, и Майя подумал, что правительство, кажется, задалось целью отдалить императора от его подданных. Он не стал комментировать рассказ секретаря. В каком-то смысле это обрадовало его, так как он пока не был готов к встрече с народом, но, размышляя о принципах управления государством, он решил, что этот принцип не из лучших.

Ксевет извлек из папки очередной список – расписание аудиенций на вторую половину дня.

– Посетителей будем впускать строго по времени, никаких задержек не предвидится, – заверил Майю Ксевет, вероятно, угадав мрачные предчувствия императора по выражению его лица или положению ушей.

Майя кивнул и постарался успокоиться, хотя список был очень длинным и содержал имена придворных, которых он не знал лично. Он не имел ни малейшего понятия, кто они такие. Однако через несколько минут Ксевет дошел до имени, которое было знакомо Майе слишком хорошо.

– Дач’осмер Эшевис Тетимар обращается с нижайшей просьбой представить императору свою сестру, дач’осмин Пару Тетимин.

– Но никто больше не просил у нас аудиенции для своих сестер и дочерей, – удивился Майя, вспомнив, как небрежно представил ему Нуревис осмин Дученин.

– Это старинный обычай, ваша светлость, – сказал Ксевет. – Императоры из Варедейской династии практически отказались от него, особенно он не нравился деду вашей светлости. Как вы можете себе представить, такие приемы отнимали большую часть времени, отведенного для аудиенций.

– Да, – кивнул Майя. – Выходит, дач’осмер Тетимар ведет себя излишне церемонно? Или же намеренно желает оскорбить нас?

– Возможно, и то, и другое, – подхватил Ксевет и поднял уши, так что серебряные кольца зазвенели. – Вероятнее всего, ваша светлость, он хочет обратить ваше внимание на дач’осмин Тетимин как на потенциальную императрицу.

– Он действует довольно топорно, – заметил Майя и снова подумал о Нуревисе.

– Дач’осмер Тетимар привык добиваться своего при помощи грубой силы, – пожал плечами Ксевет. Секретарь, вероятно, хотел ответить беззаботным тоном, но у него не получилось, и фраза прозвучала мрачно и горько. Чтобы сгладить неловкость, Ксевет демонстративно взглянул на стенные часы и сказал:

– Нам пора, ваша светлость. Императору не следует опаздывать на аудиенции.

Ксевет замолчал и отвел взгляд. Майе показалось, что секретарь мысленно умоляет его оставить в покое Эшевиса Тетимара и перейти к следующему вопросу. Майю обуревало любопытство, но он сдержался и попросил:

– Повторите, пожалуйста, кто будет первым.

И притворился, что не слышал вздоха облегчения Ксевета.

Аудиенции проходили в огромном холодном и мрачном зале Унтэйлейан. Майю угнетало пустое помещение с каменными стенами, в котором малейший шорох порождал эхо, и он сочувствовал просителям, вынужденным проделывать довольно долгий путь от дверей к трону под взглядом императора. Никто не мог рассчитывать на благосклонный прием. Напротив, многим вид Майи казался враждебным. Простолюдины, запинаясь, извинялись, аристократы притворялись уверенными в себе, и все это время Майя терпеливо слушал и не забывал улыбаться. Одновременно он начал сочинять молитву о сострадании ко всему живому. Отвечать на вопросы и удовлетворять просьбы оказалось несложно, во многом благодаря усердию и советам секретаря. Нужно было всего лишь внимательно слушать, не обращать внимания на оправдания и всякого рода отговорки, отбрасывать лишнее и вычленять главное. Майя с некоторым удивлением обнаружил, что у него это неплохо получается. Со своей стороны, он был способен задавать нужные вопросы, чтобы более четко обрисовать проблему для себя и для просителя. Сегодня все шло совершенно иначе, чем на первом злополучном заседании Кораджаса, когда он так остро ощутил свою беспомощность. Хотя Майя не чувствовал себя по-настоящему свободно, он начинал приобретать уверенность в себе, и ему было уже не так трудно держать спину прямо, а руки – неподвижно во время долгих часов в зале приемов.