Император Бубенцов, или Хромой змей - [41]

Но она состоялась! Она всё-таки случилась на земле – эта небесная гармония! Пусть и жила всего-то в течение нескольких мгновений. Вспыхнула, подобно молнии, озарила самые дальние закоулки мироздания. Отозвалось эхо из самой бездны. Может быть, даже и в преисподней приостановилась на миг работа. Обернулись на дивный этот звук чёрные черти, отставили в сторону ржавые крючья, пилы, клещи, вилы. Перестали на секунду стенать и выть мучимые ими жертвы, очарованные долетевшими до них звуками райской гармонии. И долго ещё после того, как затих аккорд, мёртвая, оглушительная тишина висела в адской котельной, в мрачных подземельях. Не нарушаемая ни одним посторонним звуком, ни единым движением. Как будто ждали повторения. Только тихо тлели угли, едва-едва освещая выступы и сколы пещер, колебля вечную серую мглу.

Откатилась далеко в сторону бутылка, которая, к изумлению всех, осталась цела. Все взоры, как зачарованные, на миг задержались на этой бутылке. Ещё одна творческая удача! Камера стремительно переместилась вниз, успевая запечатлеть и эти кадры. Замедляющееся вращение рулетки, игру фортуны. Бутылочное горлышко уставилось точно на Бубенцова, нацелилось чёрным отверстием.

– Ды свяжите же вы его! – спохватился кто-то из окружения Ордынцева.

– А вот же вам шиш на кокуй! – огрызнулся Ерошка. Затем наклонился, чтобы поднять чудесную бутылку.

Налетела охрана, принялась вязать полотенцами. Бубенцов оскалил верхний ряд прекрасных своих зубов, которые так любила Вера, целовала и любовалась ими. Опасливо покашиваясь, сопя одышливо и тяжко, проколыхался мимо Ордынцев на толстых, коротких ногах.

Бубенцова трижды вытаскивали из зала, но всякий раз он каким-то необъяснимым способом вырывался. Метался меж столов, раздирая на себе огненные тесные одежды, требуя правды, справедливости, обличая, выкрикивая хулу!

В конце концов одолели враги. Дёрнулся раз, два… Силы покинули его. Мало не тридцать человек повисли на руках. Уходил, опустив голову, поглядывал по сторонам. Справа сияло уцелевшее зеркало в бронзовой раме, слева темнела пустая, глухая стена. Крошево разбитой стеклянной бесконечности хрустело под ногами.

– Я заплачу! – крикнул Бубенцов от дверей, как будто опомнившись и придя в себя. – С зарплаты отдам.

Оступился, рухнул в тёмный провал.

Глава 16. Дуракам дары даются даром

1

Весёлое оживление катилось по залу, сыпались реплики со всех сторон. Люди перелетали с места на место, вставали на цыпочки, тянулись вверх. Лежащего Ерошку обступили иноземцы, склонились над ним. Мужчины в чёрных дирижёрских фраках, крахмальных жабо и в серебряных пенсне, дамы с веерами, вуалями, лорнетами. Бубенцов лежал на спине, скрестив на груди руки, боялся пошевелиться.

– Этот и есть? – скрипуче проговорил маленький человечек с треугольным лицом и мёртвыми, как бы фаянсовыми, глазами. Под нахмуренной бровью холодно блеснул монокль.

– Он! Он! Накануне ещё прогремел. Спектакль сорвал, – громко пожаловался Адольф Шлягер. – Во всех газетах писали. С детства такой. Взбудораживает людей!

«Врёт! – подумал Бубенцов. – Про газеты врёт. Когда бы успели?.. На камеры-то, конечно, засняли…»

– За квартиру не платит, – докладывал Шлягер. – На встречных женщин оборачивается. Зеркала крушит. Много можно перечислять. Дерётся пьяный. Одним словом, дворняга. Плебей!

И прибавил тихо, сокрушённо, в сторону:

– И вот таких-то у нас выдвигают!

Ордынцев расслышал дерзкий упрёк, колыхнулся тучным телом, надеждой загорелись маленькие глазки.

– И всё же огнь, мерцающий в сосуде! – вставил загадочную реплику старичок в буклях. – В презренной оболочке хранится бесценное содержание!

– Кровь брали на анализ? – спросил маленький человечек.

– Намедни, ваша серость! – Это уже статная рыжеволосая дама в панбархате выступила вперёд. Сунула руку в лиф, извлекла батистовый платок в бурых пятнах. – Подлинность подтверждена!

Маленький человечек кивнул и, выронив монокль из глаза, двинулся прочь. Следом, гулко стуча копытами, устремилась вся кавалькада комедиантов.

– Неужели нет иного выхода? – обернувшись, крикнула дама в панбархате. – А если бы, положим, переместить содержание в более приемлемую оболочку?

– Получится двоедушие. Двоедушие уничтожает самость человека, – растолмачил старичок в буклях, беря её под локоть. – Подлинность умаляется.

Разговор, как видим, вёлся на иностранном языке, но Ерошка прекрасно понимал каждую реплику. Более всего оскорбило слово «плебей», обида ударила в самое сердце. Следовало немедленно, пока ещё была такая возможность, устранить психологическую занозу. Подсознание тотчас включилось в привычную работу, принялось сглаживать углы, преобразовывать хулу в похвалу. И всего-то секунды не хватило для превращения «плебея» в «плейбоя».

2

Бубенцов очнулся сразу, рывком, как и всегда это бывало с ним после буйного застолья. Будто и не спал вовсе. Открыл и тотчас закрыл глаза. Но понял, что спрятаться, ускользнуть в сон не удастся. Застонал тихо, пошевелился, прислушиваясь. Не побито ли где? Нет ли телесных повреждений, вывихов?

Бубенцов, разумеется, не помнил, как вчера оказался дома. Но, кажется, на пути своём никого не зашиб. Нужно было восстановить последовательность вчерашних событий, пройти по всей цепочке. От устья к истоку. От следствий к причинам. Мысль Бубенцова с большой неохотою тронулась вспять. Двинулась с опаской, осторожно и на ощупь, как сапёр перемещается по минному полю.