Иммигрант - [40]

— Здравствуйте, — сказала она вежливо, — прошу прощения, вы, как мне кажется, разговариваете на русском языке?!

— Здравствуйте, — поздоровался я с той же вежливостью, — да, говорю.

— Вы не могли бы мне помочь? Я ищу высокого человека, как вы, который помог бы мне снять шторы, а то я не могу до них дотянуться. Они запылились со временем, и я хотела бы их постирать. Я хорошо вам заплачу за такую работу! — сказала она, улыбаясь.

— Я достаточно высокий, чтобы вам помочь? — поинтересовался я.

— Если вам не сложно?!

— Нет, не сложно.

— Тогда пойдёмте, молодой человек, я здесь недалеко живу, — Вас как зовут? — спросила она, когда мы шли вдоль канала.

— Роберт, — ответил я.

— А меня Анастасия Павловна. Будем знакомы, — представилась она и протянула руку в сиреневой бархатной перчатке.

Шли мы недолго, минут десять; подошли на вид к старинному, фундаментальному, четырёхэтажному зданию с медным, позеленевшим куполом сверху. В доме был один центральный вход с массивными коваными, железными дверьми. Внизу была большая лестничная площадка, выложенная уже изрядно потёртым паркетом, а по кругу тянулась широкая винтовая лестница с массивными тёмно-коричневыми деревянными перилами. На каждом этаже, располагались по две квартиры. Дом был не новый, но состояние его было потрясающее. Все старые дома в Европе, которые строились около ста лет назад или больше, если за ними ещё и ухаживали, выглядели гораздо лучше и добротней, чем новые. Я бы отнёс его к концу XIX века. «Такие дома простоят ещё лет триста», — подумал я, закрывая за Анастасией Павловной тяжёлую железную дверь. Мы поднялись на второй этаж и зашли в квартиру.

— Можете не снимать обувь, — сказала Анастасия Павловна, — проходите в зал, пожалуйста, а я приготовлю чай. Вы пьёте чай, Роберт?

— Да! — кивнул я в ответ.

Пройдя по длинному тёмному коридору, я зашёл в просторную светлую комнату с высокими потолками с лепниной и уже не новыми потёртыми коврами с узорами, лежащими на полу.

На стенах висели картины, обрамлённые массивными рамами, окрашенные в позолоту. В центре комнаты, у стены, гармонично вписывался камин, а рядом с камином стояло пианино.

Анастасия Павловна принесла чай в красивой посуде — по виду старинный, антикварный фарфор — и поставила на столик возле телевизора. Окна в квартире и в самом деле были очень высокие и добраться до верха даже мне при моём росте было бы сложно.

— Мне понадобится лестница, — обратился я к ней.

— У меня есть стремянка в кладовой комнате, с ней вы справитесь. Мой сын примерно вашего роста, он снимал мне шторы в прошлом году. Просто сейчас он проживает в Швейцарии с семьёй, и приезжают они только на Рождество. И то не на каждое, — сказала она грустным голосом, после чего сменила тему: — Присаживайтесь, Роберт! Возьмите чай и давайте немного поговорим.

Я подошёл к столику, налил чай и положил в него тонко нарезанный ломтик лимона и два кубика сахара.

— Расскажите о себе, Роберт! — сказала она после того, как я присел в большое комфортное кресло.

Секунду поразмыслив, я понял, что рассказывать легенду такой женщине было бы неуместно, даже глупо. И я рассказал ей всё о себе без утайки. Она слушала очень внимательно. После того как я закончил, она спросила:

— Вы хотели бы остаться в Бельгии навсегда?

— Да! — сказал я, не раздумывая, — Бельгия мне нравится!

Она улыбнулась и ответила:

— Но хочу вас уверить, что здесь тоже не всё так гладко, как вы думаете…

Не дав ей договорить и перебив, я сказал:

— В Европе тоже масса минусов, и государство также обманывает людей, особенно пенсионеров! — сказала она, слегка улыбаясь, — государственные службы любыми уловками пытаются отбирать недвижимость у старых, беспомощных людей, оставляя их ни с чем. И если мы говорим о Европе, продолжала Анастасия Павловна, — то из всех денег, которые государство получает от людей в виде налогов, — это сто процентов чистого дохода; на этих же людей, то есть на нас с вами, оно выделяет жалкие двадцать процентов! — я ничего не сказал, но подумал, что, вероятно, достаточно даже двадцати процентов, чтобы содержать меня и тысячи таких, как я, а также других безработных и малоимущих. И я понимал, что она хочет сказать. Но у меня было своё мнение и своё сравнение от увиденного и пережитого.

— В постсоветских странах, насколько мне известно, выделяется всего лишь два процента из ста, — сказала Анастасия Павловна.

Я улыбнулся и возразил:

— Думаю, это не точный процент. Мне кажется, что минус два, по крайней мере всё так выглядит.

Анастасия Павловна мило улыбнулась.

— А ещё, Роберт, смею заметить, что за последние я бы сказала лет десять ситуация с мигрантами и беженцами сильно изменилась. И я хотела бы отметить, что большинство европейцев, вы уж поверьте мне, я их знаю хорошо, совсем не против беженцев с Восточной Европы, так как они уже убедились в их порядочности, чистоте, образованности, пунктуальности и во многих других их положительных качествах, чего не скажешь о беженцах из стран Южной Азии и Африки. Вы просто обратите внимание, когда будете гулять по Брюсселю, какое там количество людей из Африки, Южной Азии и Арабского мира, и они сейчас не только по улицам ходят, но и в правительстве их уже немало. Вы поймите, Роберт, я, конечно же, не имею ничего против этих людей, но всё же… всему должен быть предел! Это всё-таки другая цивилизация, культура, традиции, религия в конце концов, — взволнованно говорила Анастасия Павловна.