Имитатор - [3]

— Убили! Убили! Сволочи! — снова заорала баба.

Из подъезда вышли две молодые женщины и подросток. Потом выползла какая-то бабка и тоже принялась орать:

— Вон оно как! Чего ж такое делается?! Где ж милиция, куда смотрит?

Вышли ещё одна женщина и старик на костылях. Все задирали головы и смотрели на окно, из которого доносились вопли. Псина, что до того лежала почти без движений, поднялась, отбежала в сторону и принялась истошно лаять, словно поддерживая всех тех, кто вывалил из своих домов поглазеть на то, что же случилось в злополучной квартире. Птицын сплюнул, провёл ладонью по подбородку и проворчал:

— Что за день-то сегодня такой? Ну что, Антоха, похоже, повезло тебе. Посмотри, что за дела: если уж там действительно труп, тогда откроешься. Правильно я мыслю, а… Маркыч?

— Я же уже сказал: ты главный — тебе и решать, — повторил Кравец. — Только если Кастет вычислит нашего кучерявого…

— Паша Кастет, если теперь и явится к Лерке своей, то тут же свинтит. Не сомневаюсь. Разу уж соседи такой кипиш подняли, что хоть живых выноси.

— Может, мне сходить — я не так заметен, как Антон? — Кравец немного ожил. — Меня, глядишь, и не вычислит, а вот Антошку точно приметит.

— Не приметит, Степан Маркович. Я же быстро, одним глазком! — взмолился Трефилов.

— Дуй, салабон, — прикрикнул Птицын. — Разбирайся, что к чему, только по-тихому. Не вздумай удостоверением козырять.

Антон накинул куртку и выскочил из квартиры.

Пока их молодой коллега шёл по двору, Птицын и Кравец внимательно за ним следили. Когда Антон исчез в подъезде дома напротив, Пичужкин, как бы между прочим, равнодушно заявил:

— Глашка частенько так орёт: примерно раз или два в неделю. С хахалем очередным что-то не поделила — вот и голосит. Скоро вернётся парнишка ваш, помяните моё слово.

Птицын опешил.

— Что значит «раз или два в неделю»? Она что же, всегда орёт, что кого-то убивают?

— Убивают, режут, колют… орёт постоянно, что ни по́падя. У неё всегда кого-то поначалу убивают, а потом выясняется, что либо ей по мордам дали, либо она сама очередному хахалю рожу расцарапала. Говорю же: бедовая баба, а проще сказать, дура она, как вы и сказали. Дура набитая.

— А что же соседи? Бабка ж та вроде как милицию требовала…

— Правильно. Требовала. А кто ещё на Глашку управу найти должен? — выпалил Пичужкин. — Раз уж вы сюда явились — так и разбирайтесь с пьянью этой! А то только и можете честных людей оскорблять! Вон она, Глашка Стрельникова, нарушительница порядка — вот и принимайте к ней меры.

— Да что ж ты… — Птицын сжал кулаки, лицо его стало пурпурным. Он двинулся в сторону толстяка, но тут Кравец ухватил его за рукав:

— Глянь!

Птицын ринулся к окну. Из-за угла соседнего дома вышел чернявый парень крепкого телосложения и уверенно зашагал к подъезду, в который недавно вошёл Трефилов.

— Твою ж мать! — выругался Птицын. — Паша… Паша Кастет собственной персоной.

— Антошка наш уж больно дёрганый. Если он в подъезде с Кастетом столкнётся, жди беды, — заволновался Кравец.

Птицын бросил на Пичужкина взгляд, полный ненависти.

— Моли Бога, дядя, чтобы с моим парнем ничего не случилось!

Пичужкин фыркнул и демонстративно отвернулся. Пока Птицын и Кравец сбегáли по лестнице, со двора послышались звуки выстрелов. Вылетев из подъезда, Птицын увидел припавшего на колено Антона и убегающего Кастета.

Неужто подстрелил?

Женский визг смешался с треском пистолетных щелчков. Бабы бросились врассыпную. Только старик на костылях не дрогнул и принялся орать и грозить кулаком. Собака, что до сей поры казалась такой равнодушной, подбежала к убегавшему стрелку и принялась кружить вокруг него и истошно лаять. Птицын снова почувствовал резкую боль — теперь уже в висках. Его шатнуло, на мгновение показалось, что он ничего не слышит, двор поплыл, Птицын сбавил скорость и выстрелил на ходу.

Кравец первым подбежал к Антону и плюхнулся на колени. Когда Птицын доковылял до них, он схватился за грудь.

— Нормально всё, товарищ капитан, — хрипел Трефилов. — Ловите этого выродка, а я… ну как-то… короче, нормально всё.

Кравец обернулся:

— Иваныч, ты чего? Опять приступ? Доиграешься ты со своими болячками! В лазарет тебе надо, а ты скачешь. — Он распахнул кожанку Антона, и оба оперативника увидели кровь на рубахе.

— Сильно его?

— Царапина, — отвечал Кравец, — по касательной пуля прошла, но кровь надо остановить.

Птицын почувствовал, как к горлу подступил спазм. Боль в висках словно улетучилась, но наступило то, что всегда так пугало его, порой даже делало жизнь невыносимой. О том, что Птицын не выносит вида крови, знали совсем немногие. Даже Кравец, с которым он столько лет работал бок о бок, этого не знал.

— Оставайся здесь, а я за Пашкой, — прохрипел Птицын, поднялся и побежал.

Кравец что-то кричал ему вслед, но Птицын уже его не слышал.

Пашка был уже далеко. Он нёсся как ошалелый, кепка с его головы слетела, фуфайка распахнулась. Птицын снова выстрелил. Хотел крикнуть: «Стой!», но горло пересохло. Кастет тоже выстрелил, когда пуля пролетела у самого виска, Птицыну сразу стало легче. Он понял, что не всё ещё потеряно, однако дышать становилось труднее. Птицын припал на колено и прицелился более тщательно. В висках стучало, руки ходили ходуном. Паша Кастет был довольно грузным парнем и бежал неуклюже. Лет пять назад Птицын бы догнал этого сопляка, но сейчас…