Имидж старой девы - [88]

Я начинаю бояться за Мадам. Князь Беневентский не остановится ни перед чем, если та решится поговорить с русским императором и открыть ему душу!

Как нарочно, Александр теперь не появляется у нее без букета фиалок. И при взгляде на эти цветы черты ее лица сначала озаряются радостью, а потом их окутывает вуаль задумчивости. Но Талейран настороже! И Жозефина молчит.

Умоляю ее молчать и впредь.

Катерина Дворецкая, 18 октября 200… года, Париж

– Послушай, – говорит он несмело, – я знаю, что твой бо фрэр вернулся, что к тебе идти невозможно. Но вот же, совсем рядом, мой дом! Моя квартира! Почему бы нам не зайти туда? Пусть ненадолго. Ну хотя бы на час!

– Как ты можешь? – бормочу я. – Ты сообщаешь мне такие кошмарные вещи – и хочешь, чтобы я после этого отправилась к тебе. Я не могу. Я должна все сказать Морису. Может быть, он в опасности! Ты сам сказал, что оказаться в списке Фюре – вредно для здоровья!

Но Мориса в том списке нет. Так что взрыв моей тревоги несколько преувеличен. И Бертран это мгновенно просекает.

– Послушай, – спрашивает он с умоляющей интонацией, – что случилось? Что изменилось с вечера… в смысле, с ночи… в смысле, с тех пор, как мы расстались?

Я молчу и отвожу глаза.

Как объяснить ему? Вчера… в смысле, ночью… в смысле, когда мы были вместе… мы понимали друг друга без слов. Сегодня я никакими словами не смогу выразить, что ощущаю, о чем думаю, чего хочу. Более или менее четко формулируется только одна мысль: «А Кирилл?!»

Но я не могу этого сказать Бертрану. Поэтому я молчу, как молчала весь вечер. Молчала и смотрела в ресторанное окно, за которым, к счастью, уже сгустились сумерки.

Еще вчера я могла бы от души возмутиться тем, куда он решил меня привести. А сегодня… видимо, это место для меня самое подходящее? Ничего более приличного я не заслуживаю?

Хотя сам по себе ресторан отличный. Один из сети знаменитых ресторанчиков под общим названием «У Леона», где подают по-разному приготовленные мули – мидии. Делают их безумно вкусно что в грибном соусе, что в бульоне с грибами и беконом, что в соусе «провансаль» – это мои любимые мули, – что в любом другом виде. Мы с Маришкой изредка выбираемся в такие ресторанчики с большим восторгом. Однако мы ходим на бульвар Итальянцев (недалеко от нашего дома) или на Елисейские Поля, это вам не кот начихал! Есть еще такой же ресторанчик около Центра Помпиду, да их по всему Парижу полно. Однако Бертран из множества «леонов» почему-то выбрал именно тот, который находится на пляс Пигаль!

Почему-то? Понятно почему!..

То есть сначала мы просто встретились около Сакре-Кер. Этот холм с выстроенным на нем ослепительным храмом я люблю больше всех мест в Париже. Он как нельзя более подходит для первого в моей жизни романтического свидания. Правда, формально цель для встречи выбрана вполне деловая: Бертран хочет рассказать мне, что удалось установить, исследуя список, подсмотренный на мониторе Бонифаса Фюре. Мы условились встретиться еще при прощании, вернее, в ту минуту, когда я лихорадочно выталкивала его за дверь, а он все никак не уходил, то снова и снова целуя меня, то назначая время этой встречи, то принимаясь хватать меня за такие места, которые приличные люди даже и называть вслух стыдятся, то… Хотя, с другой стороны, такой внезапный приступ стыдливости, после того что случилось, здорово отдает фарисейством. Снявши голову, по волосам не плачут!

Целый день меня трясло и колотило так, что даже Маришка это заметила. Принялась угрызаться совестью: дескать, совсем замучила меня, дескать, страшная эгоистка – превратила меня в какую-то няньку, заэксплуатировала, – так что вечером мне не составило никакого труда убежать якобы на прогулку. А на самом деле – на свиданку. Первую свиданку в жизни Катерины Дворецкой!

Около Сакре-Кер всегда толпы туристов, а нынче вечером было что-то просто-таки страшное. И это несмотря на пронизывающий ветер, который вдруг обрушился на Париж! Я моментально замерзла, поэтому Бертран предложил пойти где-нибудь погреться, а заодно поужинать. Я согласилась, и он привел меня на пляс Пигаль!

Интересно, сколько раз перевернулся в гробу этот бедолага Жан Батист Пигаль, скульптор восемнадцатого века, с тех пор как его имя увязали с названием самого распутного местечка в мире? С другой стороны, кто знал бы о нем спустя двести пятьдесят лет, кроме тех, кому довелось любоваться мифологическими персонажами, изваянными его рукой, а также не самой симпатичной статуей обнаженного Вольтера? А теперь имя Пигаля у всех на слуху. Слава сомнительного свойства, хотя не мне эту славу судить. Сама хороша!

Между прочим, публика в этом рискованном месте выглядит вполне прилично. Никаких символических юбок, черных кружевных чулок, высоченных сапог и бюстгальтеров на меху. Такое ощущение, что мы сидим на некоем экскурсионном островке, а вокруг плещется, как море, пляс Пигаль со своими секс-шопами, видеосалонами, кабачками, ночными клубами, варьете, знаменитой «Красной Мельницей» – «Мулен Руж», и, конечно, с этим множеством загадочных, волнующе вздыхающих теней, которые медленно проплывают по улице, или вдруг выглядывают из-за какой-то неприметной двери, или посиживают, маняще глядя в окошко и подпершись рукой с длинной сигареллой, из которой медленно источается синеватый слоистый дым…