Именем закона - [9]

— Ну а вы как себя чувствуете, не тяжело вам?

— Честно говоря, побаиваюсь...

— Это хорошо, что вы откровенны. Мы вам подберём заместителя, опытного кадрового прокурора, а вы не стесняйтесь учиться у подчинённых. Мы вас будем поддерживать во всем.

От Е. Н. Носова я вышёл ободренным. Мне понравились его простота и внимание. Тогда я, конечно, не мог даже предположить, что через несколько лет судьба нас сведёт в Берлине и мне придётся работать с ним и некоторое время даже замещать его.

На второй день, попрощавшись с работниками отдела кадров, держа в кармане список назначенных помощников и следователей, я шёл по коридорам Главной военной прокуратуры. Впереди меня двое красноармейцев вели какого-то гражданина, одетого в военную гимнастёрку и гражданские, сильно поношенные брюки. В петлицах — никаких знаков различия. Конвоируемый шёл, понуря голову, сильно прихрамывая, заложив руки за спину. Около углового кабинета все остановились. Один из конвоиров без стука зашёл в кабинет, а другой остался с арестованным, приказал ему сесть на стул. Я замедлил шаг... Обросшее рыжей щетиной лицо, быстрый острый взгляд... Вдруг конвоируемый вскочил со стула и бросился ко мне:

— Николай! Ты ли это? Это же такое счастье!

Передо мной стоял, выпрямившись и, казалось, мгновенно преобразившись, мой сокурсник, успевший закончить аспирантуру и стать кандидатом наук, Марк Мороз.

— Марк!

Конвоир осторожно взял за локоть задержанного и показал ему на стул. На шум выбежали из кабинета второй конвоир и с ним какой-то военный юрист. Мороз, указывая на меня, кричал:

— Он знает, кто я! Он меня знает много лет!

— Успокойтесь, — сказал ему юрист и обратился ко мне: — Скажите, пожалуйста, кто вы и как здесь оказались?

Выслушав пояснения, он пригласил в кабинет.

— Садитесь, будем знакомы. Я — следователь Главной военной прокуратуры по особо важным делам. — Он назвал свою фамилию и протянул мне руку. — Вы меня извините, но хотелось бы посмотреть ваши документы. — Изучив новенькое, только что полученное удостоверение, он спросил: — Вы давно знаете арестованного?

— Мы учились в одной группе, в одном институте в Ленинграде, а затем в аспирантуре. Знаю его родителей, его семью, и мы долгое время были друзьями.

Следователь открыл папку и стал что-то читать.

— Понимаете, — пояснил следователь, — он вышёл из глубокого и долгого окружения совершенно один, был задержан в расположении «катюш» поздней ночью. Все, что он сохранил, — партбилет, да и то в таком виде, что его и документом-то нельзя признать. В корке хлеба запрятал заглавный листочек, правда, с фамилией и номером... Мы уже имели несколько таких случаев, и все оказались ловкими манёврами немецкой разведки.

— Могу поручиться чем угодно, что Мороз на это не способен, — решительно заявил я. — Это до глубины души советский человек.

— Ну а если его принудили?

— Да что вы? — вступился я. — Марк никогда не предаст Родины.

— А не громкие ли это слова?

Мне стало немножко неловко за свою запальчивость. Сдерживая себя, я сказал:

— Вы поймите меня правильно. У меня нет никаких доказательств его невиновности. Но мы же люди и не можем жить, не веря друг другу. Знаю Мороза и просто уверен, что он неспособен на измену.

Следователь немного помолчал, а потом сообщил:

— Мороз более месяца находится под стражей, и я рад, что встретился с вами... Мы уже допросили несколько человек из 21-й армии, с которыми он попал в окружение. Пока все его показания подтверждаются, но нам не ясно, как он выбрался и почему один? Мы сомневались и в том, Мороз ли это? Не воспользовались ли его документами? С фронта мы вызвали для опознания личности двух человек. Поскольку вы его знаете, нужда в этом отпала. Но я вынужден буду вас допросить и составить протокол опознания...

Я, конечно, согласился.

А через несколько дней после возвращения в армию мне позвонили из отдела кадров Главной военной прокуратуры:

— Как вы смотрите, если мы направим к вам на должность старшего секретаря товарища Мороза?

— Лучшей кандидатуры не представляю, — ответил я.

...Поездка в Москву ускорила укомплектование прокуратуры. Первым прибыл на должность заместителя военюрист 2 ранга Федор Иванович Шулюпин — уже в летах, отлично знающий работу военной прокуратуры. Помощником прокурора стал военный юрист 3 ранга Алексей Николаевич Школьников, в прошлом работник городской прокуратуры Москвы, общительный, доброжелательный к людям и грамотный, старательный работник. Чуть позже приехал следователь военюрист 3 ранга Николай Петрович Смирнов. Местные партийные организации направили в прокуратуру секретарей, делопроизводителей, машинисток. Это были ивановские девушки. Большинство из них потом стало офицерами и прошло с армией весь её долгий и трудный путь.

Дни и ночи мы проводили в дивизиях, беседовали с рядовым составом, следили за состоянием пищеблоков, хозяйственных служб, за поступлением обмундирования и вооружения, за укомплектованием медсанбатов и госпиталей и о крупных неполадках докладывали Военному совету армии.

В начале сентября 1942 года на рассвете армия была поднята по тревоге, и к полудню мы распрощались с уютным и тихим, таким невоенным Иваново, с его тенистыми парками, мирными пригородными лесами и рощами, с душевными, милыми жителями.