Именем закона - [65]

— Руденко Роман Андреевич — мой коллега по прокуратуре республики. Назначен главным советским обвинителем в Международном военном трибунале.

Я назвал свою фамилию и должность. Руденко задал несколько вопросов о том, чем занимается прокуратура Берлина, много ли в производстве дел, как мы справляемся с немецким языком. При нем же я доложил все, чем интересовался и для чего меня вызвал Яченин. Руденко внимательно слушал, однако в беседу не вмешивался. Прощаясь, я пригласил его побывать в Берлине, посмотреть, как живут наши юристы, как работают.

Дня через два Руденко навестил прокуратуру, побывал у меня дома и, уезжая, попросил:

— Если в ваши руки попадут интересные материалы о преступлениях нацистов, ставьте в известность нашу следственную группу — ее в Нюрнберге будет возглавлять Георгий Николаевич Александров.

Все работники прокуратуры армии были очарованы простотой, душевностью, какой-то мягкой обходительностью Романа Андреевича.

9 октября 1945 года в Контрольном совете состоялось первое организационное заседание Международного военного трибунала. Мне очень хотелось попасть туда. Ведь подобного суда история человечества не знала. Не было такого, чтобы на скамью подсудимых как главного военного преступника посадили правительство целого государства за то, что оно затеяло и навязало народам грабительскую, истребительную, кровавую войну. После первой мировой войны победители сделали красивый жест перед измученными и обездоленными войной народами — намеревались судить немецкого кайзера. Но алчный, жестокий император, захватчик чужих земель, торопливо покинул раздосадованную поражением Германию, пересек границу одной из соседних стран и припеваючи дожил до тех дней, когда его бывший ефрейтор затеял новое истребление и ограбление народов.

У меня и моих заместителей были постоянные пропуска для входа в здание Контрольного совета. Мы решили воспользоваться ими и в день заседания суда выехали туда пораньше. Вошли в холл, примыкающий к залу пресс-конференций, и удивились: хотя до начала заседания оставалось еще около часа, в холле толпились военные юристы и прокуроры США, Англии и Франции.

Зал был закрыт.

Минут через двадцать появился служитель-немец и вместе с американским майором, поклонившись всем нам, прошёл в зал и закрыл за собой дверь изнутри. Мы услыхали, как передвигались столы, стулья. Минут через десять они вышли и снова закрыли дверь.

Наконец появился состав суда. Впереди, держа в руке ключи и какую-то папку, шёл тот же майор, за ним судьи — американцы, англичане, французы. Я увидел И. Т. Никитченко и поклонился ему. Никто из них не выказал удивления, увидев толпящихся юристов четырех стран: по-видимому, они понимали, сколь велик наш интерес к такому событию.

Состав суда зашёл в зал, за ним двинулись к двери и мы: первыми — англичане, за ними — остальные. Однако нас остановил американский майор:

— Господа, очень сожалею, но заседание будет закрытым...

Такого поворота событий никто из нас не ожидал.

18 октября в том же помещении состоялось первое распорядительное (подготовительное) заседание. Мы долго судили, ехать или не ехать. Решили не ехать: не так уж приятно, когда перед тобой захлопывают дверь! Как же были все огорчены, узнав на следующий день, что заседание проходило открыто!

* * *

На рассвете меня разбудил телефонный звонок. Старший лейтенант юстиции Т. В. Лаврентьева, старший секретарь прокуратуры 5-й ударной, коротко сообщила:

— Приказано по тревоге грузиться.

— Что случилось?

— Ничего не знаю. Какие будут указания?

Какие могут быть указания, когда объявлена тревога.

— Выполняйте распоряжение, сейчас же выезжаю.

Два дня у меня не было возможности встретиться с генералом А. В. Горбатовым. Что же за это время случилось? Как медленно мы едем! Ну вот и наши. Возле домов стоят крытые «студебеккеры» и легковые машины. Погрузка имущества прокуратуры шла к концу. Меня окружили работники аппарата.

— Вы с нами? — спросили меня.

Для меня это был мучительный и нерешенный вопрос. Я все еще оставался прокурором не только Берлинского гарнизона. В октябре в Берлин прибыл заместитель главного военного прокурора по кадрам генерал-майор юстиции Д. И. Китаев. Я доложил ему о своем положении и просил освободить от одной из должностей.

Д. И. Китаев спросил:

— Где бы вы хотели остаться?

Меня прельщала работа в гарнизоне. Я все еще мечтал вернуться в институт на научную работу и готовил диссертацию о германской проблеме. Работа в Берлине открывала неограниченную возможность для сбора материалов, о чем и было сказано Китаеву.

— Ну что ж, поговорю еще раз с Ячениным и Горбатовым.

На второй день Д. И. Китаев сообщил:

— Беседовал с Горбатовым. Он категорически возражает иметь дело с двумя прокурорами — в Берлине и в войсках. Когда же я поднажал, Горбатов при мне позвонил главному и тот с ним согласился... Вернусь в Москву — попробую его переубедить...

Однако все решилось, когда я увидел груженые машины, всех тех, с кем проведено столько трудных дней, с кем ютились в одной землянке, ели из одного котелка, делили поровну радость и горе, кого понимал я и кто понимал меня с полуслова.