Именем королевы - [59]

Жаль, что разменной картой станет его жизнь.

Раздались шаги, и он услышал до боли знакомый голос:

– …И я не желаю слушать весь этот пошлый вздор, у меня на руках бумага, в которой сказано, что я, Пиппа Трюхарт, имею право посещать узника.

Айдан быстро вскочил с кровати.

– Где?! – потребовал стражник. – Покажите, где это написано?

Она рассмеялась:

– Это старая уловка, сэр, не заставляйте меня поверить, будто вы не умеете читать.

– Конечно, я… Боже, что вы вытворяете с этим ножом?! – Голос стражника повысился на октаву.

– Ничего, – ответила Пиппа. – Пока. Но если ваше упрямство выведет меня из себя, тогда, о жалость, рука моя дрогнет… и я промахнусь.

– А теперь выслушайте меня, госпожа…

– Нет, это вы выслушайте меня. – Голос ее стал жестким. – Это очень острое лезвие, и так получилось, что оно в опасной близости от вашего тщедушного, но ценимого вами стручка, раз вы прячете его под гульфиком. Так что открывайте дверь, и немедленно!

– Боже Всевышний, – выдохнул стражник. – Подчиняюсь, но буду должен доложить констеблю, что вы меня заставили.

В замке повернулся ключ. Дверь отворилась, в проеме появился бледный стражник. Пиппа поставила изящную ногу на ступеньку. Она откинула юбки в стороны, слегка оголив стройную ногу с небольшими ножнами, привязанными к ноге подвязкой. И вставила в них кинжал. Тот самый, который украла у О'Донахью в первый день их знакомства.

Затем она отстранила плечом стражника, захлопнула перед его носом дверь и повернулась к Айдану.

Оба молчали и глядели друг на друга. У Айдана голова пошла кругом, когда он вновь увидел ее.

– Боже правый, – прошептал он. – Как же я соскучился по тебе.

Нежность и открытость исходили от нее. В какой-то момент она стала хрупкой, как витражное стекло, он даже испугался, что она может упасть и разбиться. Но затем решительно тряхнула головой и преобразилась самым неожиданным образом. Взгляд ее приобрел нагловатое выражение. Она подбоченилась:

– Даже так? А я вот совсем не соскучилась.

Но теперь он видел ее насквозь. Он двинулся к ней и дотронулся до ее щеки, дрогнувшей от его нежного прикосновения.

– Нет, любимая, – прошептал он. – Ты не хотела скучать по мне, а это большая разница.

– Я пришла сюда вовсе не спорить с вами, – бросила она, ускользая от него. – Мне нужно, чтобы вы наконец-то поняли, что нет никакой связи между мной и вашим арестом.

– Теперь я в это верю. Вначале, когда меня бросили сюда, я думал иначе.

– Я пыталась предостеречь вас. – Она взяла его за рукав. – Если это вас успокоит, то могу рассказать вам о ваших людях.

В горле у него пересохло.

– Они арестованы?

– Наоборот. Графиня Черни помогла им покинуть Лондон. Остались только Донал Ог и Яго, но они в безопасности на борту венецианской галеры.

– Слава богу, – прошептал Айдан и отвернулся, чтобы справиться с эмоциями. Чувствуя, как тяжесть спадает с плеч, он произнес: – Благодарю тебя от всего сердца, что ты добралась сюда, чтобы рассказать мне об этом.

– Я стольким вам обязана, – сказала девушка и поежилась.

Слабо тлеющая жаровня, призванная обогревать помещение, стояла подле кровати. Поскольку сидеть больше было негде, он усадил ее на тонкий и жесткий матрас на кровати.

Время странным образом остановилось. Он почувствовал, как погружается в мир фантазии. Он – не ирландец, она – не англичанка. Ничто не стоит между ними. Только они вдвоем создают свой мир.

С необыкновенной ясностью он вспомнил детали своего визита к Ричарду де Лэйси. Лицо на портрете не давало ему покоя. Как мила была эта леди Лэйси, графиня Вимберлийская, носившая брошь с алмазами и рубином в центре.

За те дни, что он провел в тюрьме, у него было время подумать.

«А может быть, – продолжал нашептывать ему внутренний голос, – Пиппа – родственница графини Вимберлийской». Но пока он Пиппе ничего не скажет. Он не хотел пробуждать в девушке надежду. Кроме того, он ничего не знал о графе и графине Вимберлийских. Вдруг они не поверят, что она их родственница.

После визита к Ричарду Айдан списался с Розарией, графиней Черни. Только с ней он поделился предположениями, что Пиппа может оказаться родственницей де Лэйси. Еще ранее он скопировал надписи с обратной стороны броши, написанные на непонятном языке. Уже будучи в тюрьме, он подкупил стражника, чтобы тот отнес записку графине. Она пообещала осторожно навести справки.

– У вас такой отрешенный вид… – Пиппа нарушила ход его мыслей.

Он сел рядом с ней и обнял ее.

– Любовь моя, я был ближе к тебе, чем ты можешь себе представить.

Она прижалась щекой к его плечу:

– Вы думали обо мне?

– Грешен.

Она прижалась к нему сильнее, просунув руку ему под локоть. Как-то само собой получилось, что он наклонился и прикоснулся к ее губам. Он ощутил, как они поддались его ласке и раскрылись, ощутил горячую влагу на языке. Пиппа слегка привстала, руки ее погрузились в его волосы, грудь прижалась к его груди, ноги ее раздвинулись, прижимаясь к его ногам в неизведанном ранее порыве, опаляющем его.

Он отодвинулся, стараясь не замечать ни радости, ни страстного желания на ее лице, обращенном к нему.

– Как тяжело вас не любить, – произнесла она со свойственной ей прямотой.