Имбирь и мускат - [120]

— И поэтому ты поехал в Лондон на курсы? — Пьяри отставила чашку.

— Да. И напрасно. — Карам кивнул. — Ты ведь знаешь, у тебя была сестра-близняшка, Пхулвати. Мама не любит о ней вспоминать… Вернувшись из Лондона, я не смог поговорить с Сарной по душам. Ваша мама была в ужасном состоянии. К ней плохо относились в семье, она горевала. Я не мог причинить ей боль. Это было бы слишком жестоко. К тому же… — Карам собрался с духом. — Я ее любил.

Он вспомнил ту невероятную, всепоглощающую страсть, которую испытывал к Сарне. Стыд и боль почти не уменьшили ее. Порой случалось, что Карам презирал себя за любовь, словно то был недостаток: знать скверные подробности чьего-то прошлого и все равно желать этого человека.

— У себя в душе, — сказал он, — я создал образ нас с Сарной, бьющихся против моей семьи и всего мира. Мы объединились в этой борьбе. И выжили.

— Это ужасно. — Пьяри плакала. — Если бы ты сказал… было бы проще… вы стали бы счастливее. К чему все эти тайны…

— Возможно… — Карам на минуту закрыл глаза. — Да, с этой трагедией мы справились вместе, но поодиночке. Нас погубило молчание. Теперь я хорошо понимаю и могу легко представить, насколько все было бы проще, поговори мы тогда. Мы жили бы лучше, с честью и достоинством преодолевали бы трудности. Поймите, в те дни делиться друг с другом было не принято. Да и ваша мама никогда бы не призналась мне, даже если б захотела: это было страшным позором для семьи. Мужу и жене не пристало обсуждать такие вещи. Ну, мы и не говорили.

— Да, вместо этого вы кричали, — наконец-то вымолвил Раджан.

— Я имею в виду чувства. Страхи, переживания — все это держалось при себе. Иное дело — скандалы и ссоры: в этом ваша мама знала толк. Разве когда-нибудь у нее были серьезные причины для обиды? Нет. Она всегда кипятилась по пустякам. О многих важных проблемах мы с Сарной ни разу не поговорили. Вы не поверите, мне и самому это кажется теперь странным. Мы никогда не обсуждали смерть нашего ребенка. Ни словом не обмолвились про это. И все же нельзя сказать, что мы не были близки. Мы любили друг друга. Иначе. По-другому…

— Да. — Раджан вынул руки из карманов и громко хлопнул в ладоши. — Вы лгали.

— Раджан! — одернула его Пьяри.

— По твоим словам, папа, все выходит очень благородно. А мне кажется, что ты просто струсил. Не захотел мириться с фактами и сбежал в Лондон, когда стало невмоготу, вместо того чтобы разорвать брак, построенный на обмане.

— Имей уважение к родителям! — Карам повысил голос. — Думаешь, твой современный подход лучше? Мне стоило развестись с вашей матерью? Выкинуть ее на улицу, чтобы вы росли в распавшейся семье?

Для Раджана она и так распалась, хотя никто не смел это обсуждать.

— Я признаю, что действительно испугался. — Карам не отрывал глаз от пятнышка на ковре, словно это помогало ему держать себя в руках: так танцор сосредотачивается на одной точке, чтобы не потерять равновесие. — В душе я всегда стремился поступить правильно. Думаете, мне не хотелось высказать правду? Бесчисленное множество раз я еле сдерживался, чтобы не прокричать ее в лицо Сарне. Время тоже было не на моей стороне. Я сам выбрал жену. Биджи считала это моей ошибкой. Приняв решение молчать, я невольно стал соучастником преступления. Теперь, что бы я ни сказал, это обернулось бы и против меня. — Он поглядел на Пьяри, потом на Раджана. — Разве я мог просто взять и порвать в клочья всю свою жизнь? Что подумали бы люди?

— Люди, люди! — не выдержал Раджан. — Да какая разница, что они подумали бы?

— Мы не такие независимые, как ты. Нет! — Карам погрозил пальцем. — У нас еще осталась толика уважения к семье и друзьям. Жаль, что ты не научился следить за своими словами.

В миллионный раз Карам упрекнул себя за то, что когда-то разрешил постричь мальчишку.

— А мне, папа, жаль другого. Я всю жизнь восхищался твоим терпением и сдержанностью, а теперь узнал, что это фарс. Какой же я дурак! Все, что было между нами, оказалось спектаклем. — Его голос дрогнул.

— Радж, не надо… — сказала Пьяри.

— Получается, ты был не тем, кем мы тебя считали. И это самое ужасное. С мамой все было ясно, мы знали о ее тайнах, но я думал, что ты — это… ты. Все эти годы мы защищали тебя: прикусывали языки, молчали в ответ на мамины бредни и позволяли Найне страдать, потому что думали: «Главное, чтобы папа не узнал. Бедному папе будет очень плохо».

Раджану теперь казалось, что они напрасно несли свое бремя. Каждый из них пожертвовал собой ради несуществующей цели.

— Все эти годы?! О чем это ты? — Брови Карама сошлись в недоумении.

— Да, десятки лет, которые теперь кажутся мне вечностью обмана! С тех пор как приехала Найна. С того дня мы все знали — и пытались тебя защитить.

У Карама задрожали губы. Пьяри бросила на Раджана сердитый взгляд. Тот был слишком зол, чтобы увидеть перемены в папином лице.

— Все знают. — Раджан с трудом взял себя в руки.

— Все? — переспросил Карам.

Сын поглядел отцу в глаза:

— Да, папа, все. Семья мамы, твои братья, друзья, прихожане гурудвары. Все сикхское сообщество.

Карам скривился.

— Нет, не все. Только те, у кого есть знакомые или родные в Восточной Африке. Да и они наверняка давно позабыли об этом. — Пьяри попыталась смягчить удар.