Иллюзия разобщенности - [5]

Вдали поднимался дым от горящей сухой травы.

Местные собирали желуди и ракушки. Убивали оленей и мелкую дичь.

Под прудом «Старлайта» погребены кости женщины, прославившейся в своем племени исполнением песен предков. Когда она пела их у костра, никто не шевелился.

Больше всех на свете она любила свою дочь. Им нравилось делать украшения из перьев. Остальные отрывались от своих занятий и наблюдали за ними.

На обочине, у которой припаркована «Скорая», дочь той женщины однажды нашла маленькую птичку.

Она весь день ждала птичкину маму, а потом, в сумерки, принесла птичку домой.

Другие дети прибежали взглянуть, что там у нее, и расшумелись.

Мистер Хьюго Манчестер, Англия, 1981

I

Я отрывался от телевизора и видел в окне лицо Дэнни. Я махал ему: заходи, заходи. Поворачивалась дверная ручка.

Из-за него мне приходилось смотреть детские передачи. Потом наступал вечер. Мы вместе ели что-нибудь горячее. Всегда: спасибо, мистер Хьюго. Дэнни был вежливым мальчиком.

Я познакомился с Дэнни, когда он переехал в соседний дом. Тогда я ночами работал в Королевской больнице Манчестера. Иногда успевал все сделать до того, как заканчивалась моя смена. Садился и читал. Пил кофе. Смотрел, как убывает ночь.

Я жил в квартале террасной застройки. Соседний дом пустовал полгода, прежде чем туда въехали Дэнни с матерью. Помню, как, идя домой с покупками, останавливался заглянуть в выходящее на улицу окно. Пустые комнаты так печальны.

Однажды там остановился фургон. Я наблюдал из-за занавески.

Вереница стульев, кроватей и коробок. Мужчины в комбинезонах. В обед они сели и чем-то перекусили. Потом выпили чаю и закрыли глаза.

Позже приехали на коричневой машине женщина и мальчик.

Через пару дней я встретился с женщиной у дверей, она несла молоко и яйца. Показала мне бутылку шоколадного молока.

— У моего сына Дэнни сегодня день рожденья, — сказала она. — Мы только переехали.

Я кивнул.

Она была из Нигерии и говорила по-английски мягко, протягивая собеседнику слова, а не бросая. В Англию она приехала девочкой, с родителями, в 50-е.

Зимой здесь холодно и темно. И все время дождь.

Я сидел тихо и думал. У мальчика по соседству день рожденья. Работал телевизор, но я был далеко. К входной двери привязан воздушный шарик. Он колотился о мое окно, когда налетал ветер. Около трех собрались дети с родителями, потом, через несколько часов, разошлись, очень усталые (некоторые плакали). Я наблюдал за всем этим из-за занавески.

Иногда я оставлял на ее крыльце помидоры. Я сам выращивал их в теплице. Англичане любят жарить помидоры на завтрак.

В тот вечер, когда мы познакомились с Дэнни, меня разбудил звонок в дверь. Я испугался, потому что час был поздний.

Дэнни держал мать за руку, на нем была пижама. Синий халат, с поясом. Я раньше не видел мальчика, но слышал шум за стеной: прыжки на кровати, прыжки с кровати. Крик. А когда он болел, кашель не давал нам обоим спать ночами.

— Простите, что так поздно вас беспокою, мистер Хьюго, — сказала она, — но положение безвыходное.

Мальчик старался не смотреть на мою изуродованную голову. Наверное, мать его предупредила. Поначалу все ее пугаются. Но со временем привыкаешь почти ко всему.

Я поскреб щетину на подбородке.

— Мне очень нужно уйти, мистер Хьюго. Это по работе, но я не могу оставить сына дома одного — вы не согласитесь?

Я кивнул в знак согласия.

— Спасибо большое; он хороший мальчик.

Мать наклонилась к нему:

— Это мистер Хьюго, Дэнни, это он нам приносит те вкусные помидоры.

— Но я терпеть не могу помидоры, — сказал мальчик, сонно глядя на меня.

Пижама у него была в гоночных машинках. Он не знал, куда деть ручки.

Ночь была холодная, три наших тела двигались в темноте.

— Дело правда срочное; просто уложите его на диван на пару часов; он вам не помешает.

Она собралась уходить.

— Дэнни-будь-хорошим-мальчиком-ради-мамы.

Я отвел мальчика в гостиную. Он смотрел себе под ноги. Я велел ему сесть. Потом зажег свет.

— Наверное, хочешь чаю?

Он кивнул.

Чайник закипел. Я наблюдал за мальчиком через буфетное окошко.

— Как тебя зовут, напомни?

— Дэнни.

— Сколько тебе?

— Семь.

— Сахар нужен?

Кивнул.

— Сколько?

— Пять кусочков.

— Немало.

— Знаю.

Я сел напротив него в глубокое кресло. Мы взяли кружки и отхлебнули. Я подумал, не включить ли радио, но не стал.

Потом мальчик сказал:

— Простите, а сколько сейчас времени?

— Поздно.

— Насколько поздно?

— Очень.

— Тогда ведь уже рано, да? Так поздно, что уже опять рано.

Я кивнул.

— Что такого срочного у твоей мамы?

— Она присматривает за стариками, и иногда она им нужна ночью — ну, если падают с лестницы или умирают.

— А за тобой кто присматривает?

— Джэнис. Она живет в соседнем доме, с другой стороны.

— И где Джэнис?

— Не знаю.

— А отец твой где?

— Не знаю. Мама говорит, работает на нефтяной платформе.

— Ты его видел?

— Пока нет.

Мы сидели и разговаривали, потом заснули прямо там. Его мать вернулась на следующее утро, поздно. Я переворачивал сосиски на сковородке. Зазвонил дверной звонок. У нее в белом пластиковом пакете лежали банки пива, выглядела она уставшей.

— Это вам, — сказала она, протягивая мне пакет. — Просто в знак благодарности.

Земля была черной от дождя. Тапочки Дэнни скрипнули на пороге. В доме снова стало тихо.