Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других? - [64]
Влияние осознания смертности на наши культурные установки можно наблюдать даже среди детей младшего возраста. В ходе одного из израильских исследований семилетних детей спрашивали, насколько они готовы подружиться с детьми, родившимися в Израиле и России. Половине группы сначала задали различные вопросы о смерти, например, «Все ли люди когда-нибудь умрут?». После этого семилетние дети с бо́льшим негативом отнеслись ко всем показанным им фотографиям, но в равной степени были готовы дружить с детьми, рожденными как в Израиле, так и в России. С другой стороны, когда участниками того же самого исследования выступили 11-летние израильские дети, те из них, кому сначала задали вопросы о смерти, продемонстрировали явную предвзятость в пользу родившихся в Израиле детей.
На вопросы самообмана в контексте смерти пытались ответить и философы. Стивен Кейв говорит о «парадоксе смертности»: мы понимаем, что когда-нибудь умрем, но не можем представить себя мертвыми. Размышляя об этом, мы одновременно играем роли наблюдателя и того, за кем наблюдают: тот, кто не мертв, представляет себе, каково это – быть мертвым. Это настолько сложная мысль, что многие просто избегают ее. Индийский эпос «Махабхарата» гласит: один из величайших парадоксов в мире заключается в том, что мы знаем, что все люди умрут, но не верим, что наступит наша очередь. Проще говоря, наш разум не рассчитан на постижение небытия. Испанский философ Мигель де Унамуно кратко описал эту проблему: «Попробуйте заполнить ваше сознание образом бессознательного, и вы увидите, что это невозможно. Попытка осмыслить это приводит к мучительному головокружению».
Пытаясь разрешить проблему парадокса смертности, Кейв утверждает, что люди изобрели ряд самообманов, которые он назвал «нарративами бессмертия». Первый из них можно охарактеризовать как историю о долголетии: верование, что жизнь можно продлить – возможно, на неограниченный срок – при помощи зелий или трав, источников молодости, волшебных эликсиров или тайных знаний. У древних египтян были магические школы, занимавшиеся предотвращением проблем со здоровьем. Многие религиозные тексты и мифологические истории рассказывают о людях, которые прожили гораздо дольше, чем люди живут сегодня. Библейский Адам, к примеру, предположительно дожил до 930 лет. Говорят, что Бхишма, великий индийский воин из «Махабхараты», был властен выбрать момент собственной смерти. Некоторые религиозные традиции, такие как даосизм, учат, что долголетие можно превратить в бессмертие – прямо здесь, на Земле.
Второй нарратив бессмертия, который выделяет Кейв, в почете у авраамических религий[127] – воскресение. Не беда, если в нынешнем теле невозможно жить вечно. После смерти ваше тело может быть воскрешено и жизнь продолжится. Не только в христианской теологии воскресение занимает центральное место – иудейские и мусульманские религиозные традиции тоже рассказывают о дне, когда истинные верующие воскреснут в райской загробной жизни.
Поскольку два первых нарратива упираются в логические и философские нестыковки – нас не окружают вечно живущие люди, да и никто никогда не видел, чтобы кто-нибудь воскресал из мертвых, – третий идет другим путем. Он полностью игнорирует физическое тело. Предполагается, что, даже если тело смертно, мы обладаем вечной сущностью – душой. Буддийские и индуистские религиозные традиции развивают эту идею и утверждают, что после смерти наши души переселятся в новые тела – мы реинкарнируем.
Четвертый нарратив бессмертия посвящен обретению вечной жизни – не в собственном теле, не в собственном воскресшем теле и не посредством души, а в переносном смысле, в сердцах и умах людей, которые помнят о вас. Речь о наследии, подобном тому, что стремился создать Рамсес II. Даже те из нас, кто не возводит в свою честь тысячетонных статуй, надеются продолжать жить благодаря памяти о своих добрых делах и своим детям – а также группам, обществам и нациям, которые нас всех переживут.
