Иллюзия правды. Почему наш мозг стремится обмануть себя и других? - [65]

Нарративы бессмертия прекрасно вписываются в теорию управления страхом смерти. Религия, подобно культуре и национализму, может стать бастионом, защищающим от этого страха. Это подтверждается многими исследованиями. Столкнувшись со смертью, люди, верящие в загробную жизнь, как правило, начинают верить в нее сильнее. Во многих интервью выжившие участники Второй мировой войны часто вспоминали о ситуациях, когда страху смерти сопутствовала возросшая вера в Бога.

Обращение на смертном одре – известное явление. Это не то чтобы откровение, да и особенных споров оно не вызывает. Одна из самых знаменитых историй, написанных на английском языке, «Рождественская песнь в прозе» Чарльза Диккенса, в соответствии с одним из нарративов бессмертия Стивена Кейва описывает преображение скряги Скруджа. Из-за страха смерти Скрудж берется за ум, становясь щедрым и отзывчивым человеком. Осознавая приближение своей кончины, Скрудж поступает в точности как добровольцы, принимающие участие в психологических исследованиях, – ищет солидарности и одобрения со стороны общества, совершая просоциальные поступки, и стремится оставить о себе добрую память, проявляя щедрость.

История Скруджа поучительна в другом смысле: она показывает, что некоторые нарративы бессмертия не просто приглушают наши страхи. Помимо этого они подталкивают нас к поведению, которое экономист мог бы назвать противоречащим нашим личным «рациональным» интересам. Но оно представляет ценность с точки зрения интересов группы и общества. Это представление лежит в основе второй убедительной теории, объясняющей вездесущность религий.

По мере того как человеческие общества вырастали из небольших групп охотников-собирателей, они сталкивались со множеством новых проблем. Пока группы были крошечными, все их участники, скорее всего, были знакомы. Если бы у вас что-нибудь украли или плохо с вами обошлись, вы бы знали, что в будущем нужно держаться от этого человека подальше. Другие тоже приняли бы такое поведение к сведению, и нарушителя могли бы изгнать из общества или наказать. Группы росли, и становилось все труднее внедрять неписаные нормы через личное общение, потому что многие из них не были знакомы друг с другом. Выезжая за пределы своих групп ради торговли, люди вступали в контакт со все большим количеством незнакомцев и обнаруживали, что старый подход к решению вопросов больше не работает.

Была и вторая проблема. Длительный период ранней истории человечества группы были чрезвычайно эгалитарны. Не потому, что люди были социалистами, а потому, что возможностей для накопления блага было мало. Если бы убьете бизона и решите оставить всю еду себе, то сможете отобедать им лишь несколько раз, а потом мясо испортится. Разумнее – поделиться мясом с другими, заработать их расположение, чтобы когда-нибудь потом ваш сосед задумался над возможностью поделиться излишками с вами. По мере того как группы становились многочисленнее, все менялось: людям становилось легче действовать асоциально и избегать общественного порицания. Если вас обманут незнакомцы, вы не сможете обратиться в совет старейшин для решения проблемы. Кроме того, возникновение сельского хозяйства дало возможность накапливать блага, и люди стали больше походить на современных экономических субъектов. Поскольку официальных государственных систем, регулирующих взаимодействие между людьми, толком не существовало – а те формы управления, которые всё же имели место, по всей вероятности, были по современным стандартам малоэффективны и неубедительны, – крушение старого порядка предвещало проблемы для многих сообществ.

Крах сплоченности и единения внутри группы стал бы катастрофой с точки зрения надлежащего использования скудных ресурсов, таких как вода или пастбища. Когда люди заботятся только о собственном благополучии, все очень быстро может пойти наперекосяк. Само собой, когда подобное происходит, страдают как богатые, так и бедные. Вымирание нескольких может привести к вымиранию всех.

Некоторые исследователи, как, например, психолог Азим Шариф, уверяют, что эти новые вызовы создали предпосылки для внедрения важной социальной инновации – религии. Там, где некогда межличностные связи и племенные нормы отвечали за то, чтобы люди действовали сообща, теперь появились религии, и люди поняли, что, если они не будут паиньками, их ожидают ужасные последствия – либо в нынешней жизни, либо в загробной. Шариф ссылается на целый ряд экспериментов, которые показывают, что страх перед злобным сверхъестественным Богом является прекрасной мотивацией, чтобы заставить значительную часть людей относиться друг к другу должным образом и действовать в соответствии с нормами морали. В ходе одного из исследований Шарифа (носящего восхитительное название «Злые боги – хорошие люди») студентам предложили решить тест по математике и дали возможность списать. После этого студентов попросили оценить Бога, в которого они верили, исходя из 14 характеристик – от «всепрощающего» и «любящего» до «мстительного» и «гневного». Студенты, которые верили в гневного мстительного Бога, в гораздо меньшей степени тяготели к списыванию.