Иллюзия любви. Ледяное сердце - [8]

— Но ты же знаешь, что произойдёт, если через неделю я не соберу всей суммы. — Семён подкупающе улыбнулся. — Между прочим, Станислав тоже участвовал в этой авантюре, но в отличие от тебя вошёл в моё положение и не стал требовать своей доли.

— Это личное дело Станислава, — пожал плечами Тополь.

— Ты меня под корень рубишь, — помрачнел Семён. — И сколько же ты хочешь?

— Половину.

— Сколько?! — От внезапно нахлынувшей слабости тело Семёна стало необыкновенно тяжёлым и непослушным, и, чтобы не упасть, он вынужден был прижаться к стене. — Пап, скажи, что ты пошутил.

— Какие могут быть шутки, когда дело касается денег?

— Ну ты и жила! — С трудом оторвавшись от стены, он отсчитал половину суммы и, всё ещё не до конца веря в происходящее, протянул деньги отцу. — Правду мать говорила, что ты за копейку кого угодно удавишь.

— Надька всегда трезво смотрела на вещи, этого у неё не отнять.

Тополь взял деньги из рук сына, тщательно, безо всякой торопливости пересчитал и, аккуратно перегнув пополам, убрал в карман.

— А ты и в голодный год не пропадёшь, — неожиданно бросил Семён, и по его голосу сложно было понять, презирает он отца за его прижимистость или восхищается его мёртвой хваткой.

— Яблоко от яблоньки недалеко падает, — усмехнулся Леонид. — Не удивлюсь, если через годок-другой ты переплюнешь папу по всем статьям.

— Очень надеюсь, что так оно и случится, но гораздо раньше.

Семён мило улыбнулся, посмотрел отцу прямо в глаза, и Тополь-старший абсолютно точно понял, что ученик уже превзошёл своего учителя и что из сына он больше не сможет выудить ни единой копейки.

* * *

Уже давно Надежда собиралась почистить столовые приборы, по совершенно непонятной причине вдруг потемневшие все разом, причём потемневшие настолько, что создавалось впечатление, будто они сделаны из какого-то специального сплава буро-желтого цвета. Почему так произошло, было неясно, ведь ложки, вилки, да и вообще всю посуду Надежда приводила в божеский вид регулярно, используя для этого обыкновенную пищевую соду или зубной порошок, а иногда, когда в доме не оказывалось ни того ни другого, просто доставала деревянный бочоночек с солью, припрятанный специально для такого случая в самом дальнем углу хозяйственного стола.

Обычно, если ложки темнели, она не откладывала дело в долгий ящик, и вовсе не из-за своей необыкновенной хозяйственности, а из-за того, что ещё с детства верила в странную примету, по которой выходило, что потемневшие кольца на руках — к болезни, а мутные ложки — к несчастью или, на худой конец, к неприятностям в доме. Возможно, всё это было самой настоящей глупостью, даже не возможно, а скорее всего, и суть суеверия состояла вовсе не в какой-то мистической особенности почерневшего металла, а в том, что неприятности сыплются на голову исключительно по лености и нерадивости хозяйки. Но твёрдой уверенности в том, что старая примета — пустые выдумки и только, у Надежды не было, да и запускать посуду до такого состояния, чтобы глаза на неё не смотрели, тоже никуда не годилось.

Конечно, полгода назад, до случившегося с ней инфаркта, она была совершенно другой. Сейчас любое движение давалось ей с великим трудом, и, заставляя себя что-то сделать, Надежда чувствовала, как руки и ноги наливаются чем-то тяжёлым и всё её тело становится чужим и будто деревянным. Если бы кто-нибудь сказал ей до болезни, что совсем скоро она будет сидеть в кресле, откинув голову на мягкую спинку, и раздумывать, стоит ли вставать ради того, чтобы включить пылесос и снять из угла паутину, или лучше отложить подобные мелочи на потом, она бы рассмеялась. Но теперь силы были не те, и часто, глядя на мутный хрусталь фужеров или запылившиеся листья комнатных растений, она не могла себя заставить, как в былые времена, немедленно схватиться за тряпку, а только делала мысленную пометку, разделяя дела на те, что не могут ждать ни секунды, и те, ради которых не стоит ломать копий. Чайные ложки, хранившиеся в выдвижном ящичке обеденного стола, как раз относились к тому разряду дел, которые откладывались уже не единожды именно из-за того, что не являлись первостепенными.

Сложно сказать, когда до них дошла бы наконец очередь, если бы не Инуся, лучшая подруга Надежды и соседка по лестничной площадке, с которой они были знакомы уже лет двадцать или что-то около того. Решив отметить свой очередной день рождения на широкую ногу, та пригласила огромное количество народа и, только после того как её приглашения были приняты, удосужилась пересчитать имеющиеся в доме табуретки, вилки, ложки, ножи и прочие незаменимые атрибуты любого застолья.

Удивительно, что эта здравая мысль вообще пришла в Инусину легкомысленную голову, потому что подобные житейские мелочи её не интересовали в принципе. Заниматься какими-либо подсчётами было вообще не в её характере, независимо от того, что требовалось считать: тарелки с вилками или деньги в кошельке. Утруждать себя подобной ерундистикой Инуся не желала, предпочитая тратить своё время на что-то более ценное, поэтому её бдительность, проявленная за несколько дней до нужной даты, по сути, приравнивалась к героическому подвигу, правда, совершённому по чистой случайности.