Иллюзия - [33]

Один сапог вообще был разорван, вероятно, не смогла втиснуть свое квадратное копыто в узкую колодку. Починки он не подлежал однозначно, только на выброс, жаль сапоги последние. В чем теперь ходить? Вся зима впереди. Изуродованный сапожок лежал на полу, и над ним вилась, как тонкий дымок, аура черной зависти человека, который сознательно рвал изящную обувь, с силой натягивая на свои грязные ноги чужую вещь.

Защипало глаза. Но плакать нельзя. Покажешь свою слабость – «забьют». Только ленивый не пнет. Кое-как надев и перевязав веревкой сапожок, она дошла до общаги.

Уже вечерело. В комнате никого не было. Соседки были в ночную смену. Переодевшись, она присела на кровать. За окном сгущались сумерки зимнего короткого вечера. В доме напротив уютно зажигались огоньки в окнах. От этого становилось еще горше. Навалились тоска и чувство безысходности.

Шесть долгих лет непрестанной борьбы за выживание, за сохранение собственного достоинства в этой бесчеловечной обстановке хамства, унижения и своего бесправия. Физически тяжелый труд, да еще учеба в институте и общественная работа, и все это для того, чтобы хоть как-то приблизить светлый миг освобождения, получения «вольной» – постоянной прописки.

Заплачено сполна, даже сверх меры, нервы уже не выдерживают. Несколько самых лучших лет жизни, самых молодых, самых благоуханных, самых волшебных и неповторимых, – и провести их в каторжных трудах и несусветных обидах!

«Лимитчик» – это «крепостной» человек. Его берут на работу на определенный завод временно, каждый год продлевая прописку. За это с ним могут делать все, что угодно. Поставить на любой участок, заставить работать без выходных, уволить и выкинуть на улицу. У него же нет никакого права, только уволиться и уехать из Москвы.

И еще морально тяжело. Издевались, особенно «москвички», которые работали на заводе. Узколобые и обозленные на судьбу люди. Мстили за свои несбывшиеся мечты. Потому, что «лимитчики» были еще молодыми, чистыми и «пахали» ради своего будущего.

Тяжелый труд – хлеб печь. Непрерывное производство. Круглые сутки, в три смены. На заводе высокий процент травматизма, особенно в ночные смены, – девчонкам отрывало пальцы и Руки.

Правда, был еще один выход из этого «ада» – замужество. И девочки выходили замуж за горьких пьяниц или садистов. Меняли один ад на другой.

Есть, что вспомнить за эти шесть лет жизни, определенный срок, который ты обязан отработать, чтобы можно было начинать просить постоянную прописку. Все на усмотрение администрации. Прописывали тебя на «койко-место». Значит, уйти с работы и из общежития возможно, лишь получив свою жилплощадь. Заколдованный круг. Вечное рабство. Некоторые так и «каторжанят» там до сих пор – крылья пообломали. А общага превратилась в тесную коммуналку.

Вспомнилось, как их, совсем еще детей, приехавших в сказочный город Москву и устроившихся «по лимиту» на тяжелую работу, согнали, как скот или рабов, к дверям комнаты, которую в импровизированном порядке превратили в смотровой кабинет, затащив туда гинекологическое кресло. И стали вызывать в комнатушку по несколько человек. Все терялись от неизвестности и страха.

Девчонки, в основном, были из деревень. В своей короткой жизни не знали об этой непростой медицинской процедуре – гинекологическом осмотре. Все выходившие плакали. О, сколько стыда и унижения они пережили! Тем более, что при осмотре присутствовала не только акушерка, а еще начальница отдела кадров и заведующая производством. В личных делах отмечали, является ли «кандидатка» девочкой или уже успела познать сладость «запретного плода». А самое главное в этом противозаконном мероприятии – было выловить, возможно, уже беременных малолеток, которые сбежали от стыда из родного дома в большой и незнакомый город с надеждой затеряться в нем и как-то решить свою проблему. Но таких «преступниц» не оказалось. Акушерка быстро и грубо, сознавая незаконность происходящего и получив приличную сумму за свою работу, орудовала всего двумя наборами инструментов. Благо, что среди девочек не оказалось больных, что исключило массовое заражение. А если вспомнить все, что было за время «крепостного права», мало не покажется. Многие не выдерживали, ломались и исчезали в никуда.

Она сидела и думала, что делать. Как ни старалась, ничего на ум не приходило. В мозгу билась только одна мысль – «больше не выдержу». Вспомнила про изуродованный сапог, как олицетворение всей своей тяжелой ситуации, непрошенно подкатил ком к горлу, и она начала беззвучно плакать, содрогаясь всем телом.

Прошло время, на улице совсем стемнело. Вдруг она почувствовала, что какая-то теплая волна накрыла ее, девушка успокоилась, в душе родился маленький лучик надежды. Встала, пошла умылась. Надо отдохнуть. Просто был очень тяжелый день. Порой она так уставала, что были моменты, когда ей казалось – сейчас остановится сердце. Но ночь зализывала раны. Надежда и молодость давали силы на новый день.

Сидя на кровати и устремив взгляд на темное окно, вдруг боковым зрением заметила, что ровную полоску света из кухни пересекла тень. Нет, это не могло показаться. Точно. Внутри похолодело. Замерла, не в силах пошевелиться то ли от страха, то ли боясь спугнуть кого-то.