Иллюзии свобод и горькая действительность - [5]
Согласившись с предложением своего шефа, Гальперин не только не мог предполагать, что он уже никогда при Никсоне не получит доступа к секретной информации, но и не думал, что скоро его вообще заставят уйти с правительственной службы.
В 18 час. 20 мин. того же дня в кирпичном доме в пригороде Вашингтона зазвонил телефон. Мортону Гальперину было о чем поделиться с женой после возвращения с прогулки по пляжу в обществе «партнера». Но в тот самый миг, когда Айна Гальперин сняла трубку в доме № 8215 по Стоун-Трейл-драйв, в 16 км от него, на коммутаторе, расположенном в старом здании почтамта в центре Вашингтона, замигал красный сигнал. Сидевший за пультом агент ФБР быстро вставил штекер в гнездо и натянул на голову наушники...
Разумеется, Гальперин тогда не мог знать, что в тот день еще до их прогулки его друг и бывший коллега по преподаванию в Гарвардском университете Генри Киссинджер успел несколько раз поговорить по телефону с Эдгаром Гувером в Вашингтоне, который и пустил в ход механизм подслушивания.
На следующее утро, в субботу 10 мая, у Билла Салливэна (заместителя директора ФБР по вопросам контрразведки, недавно погибшего на охоте при загадочных обстоятельствах.— Авт.) в ФБР появился полковник Александр Хейг, который незаметно, но быстро становился одним из незаменимых подручных Генри Киссинджера. А когда нахлынуло половодье «уотергейтского дела», он до конца сохранил верность Никсону.
После визита Хейга в ФБР Салливэн, чтобы зафиксировать состоявшийся разговор, написал памятную записку, где отметил, что Хейг потребовал «от имени самых высокопоставленных лиц» осуществления надзора техническими средствами за четырьмя правительственными служащими, в том числе за Хельмутом Сонненфелдтом (позже он стал советником по вопросам национальной безопасности, заняв пост Киссинджера.— Авт.). Его дом располагался всего в четырех кварталах от Белого дома, так что записям разговоров Соннен-фелдта не приходилось проделывать долгий путь, чтобы попасть на стол Киссинджера, который, как и Сонненфелдт, в свое время бежал от ужасов режима фашистской Германии под защиту «конституционной демократии» США.
В списке Хейга значилось также имя полковника Роберта Персли, помощника по военным вопросам у Мелвина Лэйрда, министра обороны в правительстве Никсона и отъявленного «ястреба». Лэйрд был уверен, что его собственный телефон не подслушивается, поскольку он регулярно справлялся об этом в Агентстве национальной безопасности, и его каждый раз заверяли, что все в порядке. Но он пришел в ярость, когда много лет спустя узнал о подслушивании разговоров Персли, поскольку беседовал со своим помощником по телефону по нескольку раз в день.
На заседании Совета национальной безопасности, рассказал Лэйрд в одном из газетных интервью, он рекомендовал бомбардировки Камбоджи, но настаивал, чтобы это решение было предано гласности.
— Я рекомендовал разбомбить убежища. Я придерживался мнения, что эту операцию просто было бы невозможно сохранить в тайне,— подчеркнул Лэйрд.
В результате, когда 9 мая в «Нью-Йорк таймс» появилось сообщение Бичера, президент и Киссинджер заподозрили в передаче этой информации журналисту... министра обороны.
«Лэйрд, разумеется, в 1969 году не знал,— пишет автор книги «Американское полицейское государство. Правительство против народа»,— что Киссинджер через Хейга дал указание ФБР об организации подслушивания телефонных разговоров его помощника».
Вслед за этим Хейг потребовал от ФБР организовать подслушивание телефонных разговоров еще двух его коллег по Совету национальной безопасности. Затем он обратился с просьбой к ФБР «поставить на подслушивание» еще одного газетчика. Названное им имя фигурировало в «уотергейтском деле» лишь под инициалами П. П. Это был англичанин Генри Брэндон, возможно, самый авторитетный из иностранных корреспондентов, аккредитованных в американской столице. Интерес к нему достиг апогея в августе 1969 г., когда ФБР стало известно, что он обедал вместе с Мортоном Гальпериным.
Когда в «Нью-Йорк таймс» за подписью известного журналиста Хедрика Смита появилось еще одно сообщение о Южном Вьетнаме, обеспокоившее Киссинджера, он потребовал организации подслушивания телефонных переговоров и этого корреспондента.
В совместном докладе по вопросам подслушивания трех сенатских подкомиссий, представленном в 1974 г., говорилось: «Подслушивались разговоры самого президента, когда тот беседовал с лицом» за телефоном которого велось наблюдение».
30 апреля 1970 г. Никсон начал авантюру в Камбодже, развязав необъявленную войну. Вторжение американских войск в эту страну вызвало массовые демонстрации молодежи по всей Америке и привело к трагедии в Кентском университете, где четыре студента, протестовавшие против политики Вашингтона, были застрелены национальными гвардейцами. Президент со свойственным ему двуличием уверял страну, будто эту акцию нельзя назвать вторжением.
Резонанс в стенах Белого дома и вне его вызвал новый пароксизм мании подслушивания. Казалось, Никсон и его ближайшее окружение считали: стоит только подсоединиться к достаточному числу телефонных проводов и окружить Белый дом кольцом автобусов, чтобы отгородиться от антивоенных демонстраций и нараставшей волны народного гнева,— и все проблемы будут решены. За 13 дней с начала вторжения в Камбоджу было организовано прослушивание еще 6 телефонов. 13 мая 1970 г. Никсон встретился в Белом доме с Гувером. Он был озабочен одним: как бы сведения о подслушивании не просочились в печать. Поэтому было решено... нет, не отказываться от слежки, а просто направлять все резюме телефонных разговоров только Холдеману.
