Ильич - [40]

А во Вселенной нет добра и зла. Лиса ест зайца не потому, что она плохая. Бабочка порхает над цветком не потому, что она хорошая. По-настоящему мир устроен совсем не так, как об этом думают люди. От того они и мучаются, что не умеют понять вот это вот всё.

А он, Серый — понял. Не сказать, что после этого ему стало сильно проще или лучше жить. Скорее, наоборот. Но он перестал переживать, «париться», как это называл Индус, из-за многих вещей, которые раньше делал обязательно. Встал утром с похмелья — не почистил зубы. Шёл по улице, увидел пьяного на газоне — прошёл мимо. Заметил, как пацаны с «Южного» снимают колеса с тачки во дворе на «Пятнашке» — и никому не сказал.

Потому что это просто жизнь, её нельзя переделать или улучшить. Коммунисты, вон, хотели, а что в итоге получилось? Можно просто или жить — и быть живым, или влезть куда не надо — и перестать жить.

Единственное, чего не понимал Серый — откуда всё это узнал и понял Индус. Он-то точно не думал про Бога и «Смерть пионерки». У Индуса все было по-другому, как говорил Челло, на ту самую букву «Б»: бабки, бухло, бабы». Ну и сон ещё. Больше он в жизни не делал ничего, и все его действия в любой момент времени были подчинены достижению чего-то одного из этого списка.

Индус — он дурак, конечно. Не в смысле глупый, а — дурной. Что-то нехорошее живёт в у него в круглой, всегда коротко стриженой башке. Серый иногда думал, что вот такие, как Индус, в детстве вешают кошек, бросают бутылки об стену и избивают до крови одноклассниц — просто потому, что интересно. Серый вообще не понимал, как они подружились и зачем эта дружба продолжается. Да и дружба ли это…

Индус всегда хотел жить в Москве и работать где-нибудь в охране. Это была его заветная, подсердечная, сокровенная мечта. В Средневолжске охранники особо не требовались — во-первых, предложение намного превышало спрос, а во-вторых, охранять было реально нечего. А вот в столице…

Индус даже ездил туда. И даже устроился через дальнего родственника в охранную фирму «Залп» сторожем на автостоянку с испытательным сроком в месяц и окладом в триста баксов — это были огромные для Средневолжска деньги. Правда, там с ним приключилась в силу дурного характера нехорошая история, со стоянки его выгнали, поставили «на счётчик» и Индус попросту сбежал в родной Средневолжск.

На Ёрики Индус ходил регулярно, потому что другой работы найти не мог. Ещё Индус иногда играл на деньги в шахматы в гостинице «Поволжье», но любители древней игры среди постояльцев попадались не часто, командировочный люд все больше интересовался картами и дешёвыми шлюхами, и Индус маялся без дела.

Вообще здоровых, голодных и злых, не обременённых комплексами и интеллектом парней, в Средневолжске хватало, и Челло говорил, что если бы сейчас кто-нибудь вздумал развязать гражданскую войну, проблем с записью в отряды самообороны, белую, красную, зелёную, серо-буро-малиновую гвардии не было бы от слова «вообще». Но никакой гражданской войны вроде как не предвиделось, один только певец Шевчук, страдальчески морща добрые, близорукие глаза учителя рисования, надрываясь, орал с экрана телевизора:

Когда ты стоишь у голодной стены,

Когда вместо солнца сверкает петля,

Когда ты увидишь в глазах своих ночь,

Когда твои руки готовы к беде,

Когда режутся птицы ранней весной,

Когда над душой вскипает гроза,

Когда о предательстве каркает ложь,

Когда о любви визжат тормоза…

А те, в кого верил, ушли далеко,

И движения их не видны.

И в промозглую рань подзаборная дрянь

Вырезает тебе на груди

Предчувствие гражданской войны.

Когда облака ниже колен,

Когда на зубах куски языка,

Когда национальность голосует за кровь,

Когда одиночество выжмет дотла,

Когда слово «Вера» похоже на нож,

Когда плавятся книги на колокола,

Когда самоубийство честнее всего,

Когда вместо ритма нервная дрожь.

А в сияющем храме лики святых,

Тебе говорят, что церковь — не ты.

Что ты поешь, когда у тебя

Вместо смерти — похабные сны?

Предчувствие гражданской войны.

Серому почему-то всегда казалось, что эта песня — про Индуса. И вообще про всех них, только Шевчук написал её не про настоящую жизнь, а про ту, где не пьют спирт «Рояль» с разведённым «Юппи», не трахают вчетвером на заброшенном складе пьяную давалку из посёлка, не смотрят завистливыми глазами на пригнанный соседом из Польши старенький «Фольксваген-Гольф», не жрут чёрствый хлеб, предварительно срезав с него плесень.

В той действительности, где есть предчувствие гражданской войны, и Серый, и Индус, и Малой, и Челло, и даже Афганец давно уже сколотили бы партизанский отряд, захватили ментуру в Кировском районе, вынесли оружейную комнату, вооружили местных мужиков, и подняли бы если не над всем Средневолжском, то хотя бы над «Пятнашкой», «Заводским», «Южным» и «Приволжским» своё знамя.

Серый часто думал, каким оно должно быть. Вариантов было масса, и по цветам, и по изображениям, но в последнее время его мысли почему-то всегда приходили к одному и тому же: их флаг должен быть красным.

Красным — и точка. Так правильно.

Глава шестая

С цепочкой в кармане и пустотой внутри, Серый вышел из «ювелирки» и ноги сами собой понесли его на Ёрики. Он почему-то внезапно захотел удостовериться, что все события предыдущих дней — не сон, не глюки, что несколько тонн бронзы и в самом деле там, лежат, ждут.