Иисус против священников. Как возникла церковь и кем были первые христиане - [57]
Иудейские войны за избавление от римского владычества и надежды на восстановление Храма вели к конфликту между христианами-язычниками и христианами-иудеями. Для христиан-иудеев это создавало особую проблему, так как они часто были вынуждены выбирать между своей верой в Иисуса, с одной стороны, и преданностью своему народу – с другой.
Таким образом, все рассмотренные выше факторы вторичны по отношению к тому, что, как я считаю, служило основной причиной разрыва между иудейством и христианством. Главное для многих иудеев заключалось в тех простых фактах, что Иисус был предан смерти и Царство Божье не смогло воплотиться на земле. И то, и другое явно сводило к нулю все мессианские притязания. Само определение цели мессианства, как ее понимало позднеантичное иудейство, предполагало восстановление Израиля и долгое благополучное правление израильского царя-помазанника, Мессии. Смерть Иисуса, а с ней – угасание надежды на явление Божьего Царства (что составляло самую суть возвещения Иисуса) ясно доказывало (иудеям), что Иисус в общем-то и не был Мессией. Даже возвещение Воскресения, при всей его чудесной природе и значимости для разрешения проблемы посмертия, не могло стать противовесом тому факту, что Иисус так и не стал Царем Израиля и что Израиль так и остался под гнетом римского ига.
Разумеется, иудейская мессианская надежда в поздней античности не была чем-то монолитным, однако у нее имелись важные общие составляющие. Среди них – предвосхищение триумфа и осязаемых выгод. Небесное царствование Мессии без заметного изменения условий на земле Израиля не соответствовало мессианскому упованию, которое, насколько я могу судить, испытывало большинство иудеев. Даже среди собственных учеников Иисуса мы встречаем выражение народных мессианских упований. Речь Иисуса о своей смерти в конце его служения, как бы ни воспринималась его смерть с точки зрения исполнения Писаний и даже какой бы искупительный смысл в нее не вкладывался, привела к отступничеству даже самых близких учеников. Нам нечего удивляться, что те, кто не знал Иисуса лично и не имел случая ни непосредственно слышать его речи, ни наблюдать проявления его силы, могли скептически отнестись к утверждениям о мессианстве Иисуса в свете фактов, связанных с его смертью.
Сущность иудейского мессианского упования в значительной мере прояснилась благодаря действиям тех людей, которые, согласно общим отзывам, пытались исполнить это упование, отваживаясь воевать против римлян, чтобы освободить Израиль от их засилья. Хотя ученые спорят по этому поводу{145}, я считаю вероятным, что двое-трое из этих иудеев в каком-то смысле действительно смотрели на себя как на мессий и освободителей Израиля.
Если некоторые из этих освободительных иудейских движений I века имели мессианский подтекст (а я думаю, что некоторые имели),{146} то ясно, что были иудеи, которые надеялись на насильственное свержение римской власти в Израиле. На фоне этих надежд казнь Иисуса римлянами, которая приобрела насмешливый оттенок из‑за «титула» «Царь иудейский» (Мф 27:37; Мк 15:26; Лк 23:38; Ин 19:19–22), едва ли могла рассматриваться синагогой иначе, нежели как свидетельство полной неудачи Иисуса. Распятие Иисуса должно было восприниматься иудеями как провал и в политическом, и в пророческом смысле. Ибо Иисус не только выступал как помазанный избавитель Израиля, но и, действуя как пророк, возвещал наступление Божьего Царства. Царство не наступило, а его Вестник был казнен.
Очевидное поражение Иисуса от рук римлян и его отвержение религиозными властями Иерусалима привело к тому, что в контексте синагоги возвещение христианами мессианства Иисуса стало выглядеть абсурдным. Апологетика, лелеявшая какую-то надежду убедить иудеев в том, что Иисус и в самом деле был Мессией Израиля, должна была объяснить как его отвержение иудейскими религиозными авторитетами, так и Его явный политический провал. Кроме того, этой апологетике нужно было найти обоснования в Писании, если она рассчитывала на какой-либо успех в своих ответах на возражения учителей Писания из синагоги. Хотя следует учитывать явно апологетическую направленность того вопроса, который Юстин Мученик приписывает иудею Трифону, вопрос во многом соответствует тем опасениям, которые вызывали у многих иудеев слухи о христианских притязаниях:
