Иисус — крушение большого мифа - [38]

Шрифт
Интервал

Увы, даже простейший смысловой анализ этого предположения, говорит о том, что эта версия никуда не годится — не мог Иисус привнести такого из своего гипотетического «плотницкого прошлого»! Не мог, потому что, если бы у него было именно такое прошлое, то в рассказах о реакции его односельчан на появление перед ними Иисуса-проповедника не было бы с их стороны никаких, с трудом всплывающих из глубин памяти, определений, что это-де «сын Марии и Иосифа», «сын плотника» и даже просто «не плотник ли он». Тут все было бы ясно и однозначно: «А-а, так это наш пьяница-плотник решил тут в проповедники податься!..».

Не было бы ни у кого из них никаких затруднений с идентификацией стоящего перед ними человека, поскольку в маленьком селении все пьяницы на виду и всем известны. Да, собственно, никто бы из односельчан даже и не пришел бы ни на какую встречу с ним, как с проповедником…

Так что — не было у Иисуса никакого прошлого «гулящего плотника». Как, впрочем, и не гулящего тоже, о чем говорилось выше. Так что, как ни крути, а не мог, никак не мог Иисус-работяга стать проповедником с репутацией обжоры и пьяницы!

А вот Иисус — предводитель шайки бандитов — более чем мог. Более того: пожалуй только лишь именно такой Иисус и мог стать именно таким проповедником. Именно бывшему главарю банды разбойников явно было откуда взять привычку к поступкам «обжоры и пьяницы». И именно бывший главарь лихой банды мог иметь смелость поступать таким образом в своей новой уже жизни, невзирая на «мнение общественности». Вот уж чего-чего, а презрения к общественному о себе мнению, за годы всеобще-осуждаемого разбойничьего существования у него неизбежно выработалось с избытком!

Так что понятным делается не только заработанное им в народе прозвище, но и то, как он смог столь открыто и смело процитировать столь невыгодное о себе мнение, ничуть при этом не озаботившись тем, чтобы его опровергнуть или хотя бы подкорректировать…

Но, может быть, такая народная молва об Иисусе относится к разряду преувеличений и не отражает действительности? Едва ли. Ведь если бы она и впрямь была преувеличенной, то есть намеренно искаженной, ложной, то Иисус наверняка не стал бы столь безразлично-спокойно к ней относиться, и все-таки как-то опроверг бы ее, как именно лживую. Но он не стал ничего опровергать, и из этого молчания Иисуса вытекает, что, судя по всему, народная молва тут далеко от реальности не отходит…

К тому же некоторые случаи из жизни Иисуса, описанные в Евангелиях, наводят на мысль, что произойти они могли только при наличии, скажем так, «определенных обстоятельств», выражавшихся в некоторых, так сказать, «специфических состояниях», вызываемых, как раз, поступками «обжоры и пьяницы»… Думаю, сей заковыристый намек понятен. Тем же, кому он не только понятен, но и не очень приятен (или даже очень не приятен), предлагаю проявить толику терпения и внимательно рассмотреть вместе со мной несколько евангельских эпизодов.

Начнем с достаточно знаменитой истории, которую принято называть «очищением Храма». История эта заключается в том, что однажды, «войдя в храмовый двор, Иисус выгнал вон тех, кто продавал и покупал в Храме, опрокинул столы менял и скамьи торгующих голубями» (Мр. 11:15, перевод РБО).

Далее, наорав на присутствовавших там, что они превратили Дом Божий, которому надлежит быть местом молитвы, а не торговли, почему-то не в базар и не в торговую площадь, а ни во что иное, как в «логово разбойников»(?), Иисус с учениками, внеся на некоторое время сумбур и неразбериху в храмовое богослужение, удалились.

Вот такая история. Да, конечно, христианские богословы дали ей красивое название «очищения Храма», однако соответствует ли оно действительности? Не похоже. Ведь что же это за «очищение» такое, если все, что происходило в Храме до этой, скажем так, «акции» — все то же самое и продолжило происходить сразу после нее, и продолжалось вплоть до самого разрушения Храма спустя три десятка лет?

И менялы сидели там, как до, так и после, причем вовсе не для «ограбления народа», а потому, что паломники приходили в Иерусалим из всех стран иудейского рассеяния, и для внесения храмовой подати им требовалось менять принесенные с собой деньги на специальную «кошерную» монету. И торговцы голубями и прочей живностью, как занимались этим, так и продолжили заниматься потом. Причем вовсе не из неуважения к Храму и не для забавы, а потому, что это были животные, предназначенные для совершения такого обязательного в иудаизме того времени священнодействия, как жертвоприношение животных…

В общем, что было, то и продолжило быть в храме после так называемого его «очищения», так что акция Иисуса и учеников выглядит попросту каким-то агрессивным выплеском некоего спонтанного раздражения. Выплеском очень странным и по своим последствиям совершенно бессмысленным, совершенным, похоже, просто потому, что «так подкатило».

При этом надо заметить, что едва ли можно представить себе, чтобы на такую мощную и дерзкую агрессию был бы способен бывший работяга-плотник. Не побояться пойти в атаку на целый храмовый комплекс, с десятками и сотнями наполнявших его людей, и охранявшей его с храмовой стражей! Привести их всех в растерянность и замешательство своей дерзостью и напором, «натворить дел» и безнаказанно-победоносно удалиться — это поступок того, кто явно имел уже опыт водить своих ребят в боевые атаки, а никак не плотника, только-только оторвавшегося от верстака!..


Рекомендуем почитать
«Мы жили обычной жизнью?» Семья в Берлине в 30–40-е г.г. ХХ века

Монография посвящена жизни берлинских семей среднего класса в 1933–1945 годы. Насколько семейная жизнь как «последняя крепость» испытала влияние национал-социализма, как нацистский режим стремился унифицировать и консолидировать общество, вторгнуться в самые приватные сферы человеческой жизни, почему современники считали свою жизнь «обычной», — на все эти вопросы автор дает ответы, основываясь прежде всего на первоисточниках: материалах берлинских архивов, воспоминаниях и интервью со старыми берлинцами.


Последовательный диссидент. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день идет за них на бой»

Резонансные «нововзглядовские» колонки Новодворской за 1993-1994 годы. «Дело Новодворской» и уход из «Нового Взгляда». Посмертные отзывы и воспоминания. Официальная биография Новодворской. Библиография Новодворской за 1993-1994 годы.


О чем пьют ветеринары. Нескучные рассказы о людях, животных и сложной профессии

О чем рассказал бы вам ветеринарный врач, если бы вы оказались с ним в неформальной обстановке за рюмочкой крепкого не чая? Если вы восхищаетесь необыкновенными рассказами и вкусным ироничным слогом Джеральда Даррелла, обожаете невыдуманные истории из жизни людей и животных, хотите заглянуть за кулисы одной из самых непростых и важных профессий – ветеринарного врача, – эта книга точно для вас! Веселые и грустные рассказы Алексея Анатольевича Калиновского о людях, с которыми ему довелось встречаться в жизни, о животных, которых ему посчастливилось лечить, и о невероятных ситуациях, которые случались в его ветеринарной практике, захватывают с первых строк и погружают в атмосферу доверительной беседы со старым другом! В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Дедюхино

В первой части книги «Дедюхино» рассказывается о жителях Никольщины, одного из районов исчезнувшего в середине XX века рабочего поселка. Адресована широкому кругу читателей.


На пути к звездам

Из этой книги вы узнаете о главных событиях из жизни К. Э. Циолковского, о его юности и начале научной работы, о его преподавании в школе.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.