Иисус Христос, или Путешествие одного сознания. Главы 1 и 2 - [10]

Колхоз проходил за Зеей в пяти километрах от бывшей паромной переправы. Бросили нас на картошку. После первого курса Гарик перевелся на заочное отделение, и из армейцев со мной был Эдик Ерофеенков- теперь тоже второкурсник нашего факультета, только учился он на отделении биологии-химии. Мы были с ним знакомы с подготовительного отделения. Была осень, жухла трава, ночами сгущались заморозки. Студенты в кирпичных бараках начали мерзнуть. Было решено запустить обогревательные системы. Кого же назначать кочегарами, как не дедов советской армии. Это выпадение из общего режима нас очень устраивало. Вечерами к нам в кочегарку приходили лица противоположного пола, и я собравшимся пел, играя на гитаре, песни. С собой, как обычно, я взял книгу. Ее чтение вместе с тренировками было для моей души противовесом занятиям, которыми увлекалась молодежь:любви и кучкованиям с поисками выпивок и конопли. Книга была "Олень-цветок" М.М.Пришвина. Одно,написанное в ней, меня потрясло и загрузило. Загрузило положительно. Михаил Михайлович писал, что уйдя от людей, он открыл для себя единственную ценность в жизни связь между людьми. Прежде о Михаиле Михайловиче я читал, что за несколько страниц его дневниковых записей, иной бы отдал несколько лет собственной жизни. С детства я им жил как и Арсеньевым, Бианки и Акимушкиным. Но больше всех-Федосеевым. Моим идеалом человека, к слову, был Улукиткан.

Эти слова Пришвина заставили меня задуматься. Я был недоволен группой и не хотел со многими общаться. Но если опыт Михаила Михайловича универсальный, как я должен был эту единственную в жизни ценность совместить со своими желаниями в отношениях с группой, с Павитриным. Ответа я не находил. Ноябрь принес мне новый сюрприз. Краснов начал опять поднимать голову. Он отвертелся от колхоза, откручивался от общественной работы, по прежнему ходил на лекции по желанию /что, впрочем, было его личным делом/ и в профилакторий, а также ездил сам и направлял своих друзей в санатории. Его голос опять начал громко раздаваться завершающим собрания группы. Я опять выступил на комсомольском собрании. Я требовал его снять. Юра Шепетов ушел в армию. "После он будет другим человеком, можно рассказать о нем".

-Откуда такая информация?- спросил Краснов. Все выжидающе посмотрели на меня.

-Гарик сказал.

-Гм, Гарика нету.

Мое обвинение, хоть тень и была брошена, повисло в воздухе.

Нервы мои были уже не те:

-Да он же гнида, гни-да. Разве вы не видите?

-Да что ты к нему привязался?

-В самом деле.

Рот мне заткнули.Но если бы это было искренним затыканием. Первый по авторитетности голос о моей тенденциозности принадлежал подруге Иры Гладышевой - Лили Рябчинской, в прошлом году поддержавшей меня. Сейчас ее поддерживала и сама Ира. Если бы Ира в прошлом году не начинала терять слов перед красноречием Краснова. Если бы я не чувствовал, что слова Лили вызваны желанием поставить себя с сильной стороны, чтобы привлечь мое внимание, как парня. По крайней мере, я был в этом уверен. Я был раздавлен, подавлен, озлоблен. Чувство говорило мне, что я все дальше удаляюсь от Пути- того состояния души, которое давало мне гармонию чувств. Но я стал расслабляться. В голове было такое состояние, что дальше проваливаться было некуда. И я начал привыкать к тому существу, которое стал собой представлять и как-то раскрепощаться, не обращая внимание на задавленность. В обращении со своими проблемами к матушке я не видел смысла.

Матушка что-то поняла. Но помощи у нее я не просил. Случись тогда огласка, эти строки, возможно, остались бы ненаписанными.

Василий Антонович Дугинцов - старший преподаватель кафедры зоологии - в скором времени предложил мне стать старостой зоологического кружка. Он зажег во мне уверенность в будущем этого кружка, и я, воодушевленный, взялся за дело. Вечером, придя домой, я сходил к Наташе Запорожец - сестре Феди, моего друга детства, за помощью (она окончила художественное училище). Она оформила мне объявление, приглашающее всех желающих ходить на этот кружок. Прошло 2 или 3 его занятия. Мы слушали доклады студентов, больше студенток, и после обсуждали их.

-Медведи на зиму ложатся спать в берлогу, -читала курсовую одна девушка.

-Как? Все в одну?- удивился Василий Антонович.

-Нет, каждый в свою, -спохватилась студентка.

-Так вы так и говорите, -сказал Василий Антонович.

Но на этом после нескольких заседаний кружка все дело и кончилось. Искру, заложенную во мне Василием Антоновичем, разжигать у меня сил просто не было, и его предложение на этом окончило свое существование.

В эту зиму я познакомился со своей первой невестой. Придя из армии, я первым делом устроился работать. Так требовали моя самостоятельность и нежелание сидеть у матушки на шее. Сначала меня отец Вадика Трифон Сигизмундович устроил санитарить в свое хирургическое отделение первой горбольницы. А через год я по совету матушки перевелся в одно из отделений областной, где работал и теперь. Однажды, моя полы в палатах, я зашел в очередную и " здрасте". На меня пронизывающим любопытным взглядом смотрела симпатичная девушка. Она была немного старше меня. Я поздоровался, получил ответ и стал делать свое дело. Она, хоть и продолжала разговор с подругой, чувствовалось, что фиксирует каждое мое действие, с разгорающимся желанием со мной заговорить.