Иисус для неверующих. Основатель христианства без мифов, легенд и церковных доктрин - [11]

Словно давая понять, что он плетет ткань из мифологических толкований, Матфей заимствует из еврейского прошлого историю Моисея, ставит ее как фон и облекает в нее рождение Иисуса. Когда-то давно нечестивый фараон, правитель Египта, решил расправиться с Моисеем, богоизбранным освободителем народа, и приказал убить всех еврейских младенцев мужского пола, родившихся в стране. По преданию, он хотел уничтожить маленького Моисея прежде, чем тот успеет вырасти и вывести еврейский народ из египетского рабства. Моисею удалось спастись лишь потому, что мать спрятала его в зарослях тростника у берегов Нила, где его нашла дочь фараона, взяла во дворец и воспитала как собственного сына (Исх 1:15 – 2:10). Сестра Моисея, Мариам, появляется в этом древнем предании как раз вовремя, предлагает найти для ребенка еврейскую кормилицу, которая поможет растить его при царском дворе, и советует взять на эту должность собственную мать, – а та как раз приходится матерью и Моисею. Все круги замыкаются. Такое часто случается в развивающейся мифологии. В реальной истории – никогда[10].

Матфей вводит тему Моисея в историю волхвов, когда те, с благословения царя, отправляются в Вифлеем. Ирод, по словам евангелиста, требует лишь, чтобы волхвы возвратились к нему, когда найдут царственного младенца, «дабы и я пришел и поклонился Ему» (Мф 2:8). Пока мудрецы идут по караванной тропе длиной в десять километров из Иерусалима в Вифлеем, их снова ведет чудесная звезда, которую они видели на востоке (Мф 2:9). Затем звезда останавливается над домом, где живет Иисус, и они преподносят младенцу дары – золото, ладан и мирру (Мф 2:9–11). Однако Бог предупредил ближневосточных звездочетов во сне – не возвращайтесь к Ироду, – и они «иным путем удалились в страну свою» (Мф 2:12). Ирод, осознав, что иноземцы отказались шпионить в его пользу и искать новоявленного претендента на престол, приходит в ярость, решает прибегнуть к «плану “Б”» (Мф 2:16–18), собирает армию и шлет солдат в Вифлеем, веля убить всех еврейских младенцев мужского пола в тщетной попытке уничтожить обещанного Богом освободителя – то есть поступает точно так же, как поступил египетский фараон, когда родился Моисей. Матфей снова связывает две эти истории, когда говорит, что действия Ирода повлекли бегство семьи в Египет. Все эти символические намеки умелый рассказчик искусно вплетает в повествование о мнимом рождении Мессии в Вифлееме. Они романтичны и занятны, но в них нет и следа исторических свидетельств. Рождение в Вифлееме – лишь еще одна часть развивающейся мессианской традиции. Если бы нас заботила в первую очередь реальная история, нам следовало бы петь на Рождество: «О, малый город Назарет!»[11] – ибо, по всей вероятности, именно там появился на свет тот, кого мы знаем под именем Иисуса из Назарета.

Лука писал примерно десять лет спустя. У него рассказ о рождении Иисуса принимает совершенно иной оборот. Да, он тоже исходит из того, что Иисус родился в Вифлееме. Но это почти все, в чем схожи их с Матфеем повествования.

Лука не просто знал о том, что рождественская традиция уже развивалась. У него было Евангелие от Марка. Он изначально хотел ввести темы, которые бы после развил в своем Евангелии, и ему было важно показать, что Иисус, как законный наследник трона Давидова, родился в Вифлееме. Но, в отличие от Матфея, Лука соглашался с Марком: семья Иисуса жила в Назарете. И появилась проблема: как у обычной четы из Назарета мог в Вифлееме родиться чудесный младенец, чтобы исполнились пророчества, связанные с Давидом? Лука выбрал довольно занятный, но, как мы увидим, сомнительный с исторической точки зрения литературный прием. Еще до рождения Иисуса, писал Лука, кесарь Август издал указ о всеобщей переписи, и указ этот требовал, чтобы люди вернулись в те места, где жили их предки (Лк 2:1–5). Иосиф, по словам Луки, происходил из «дома и рода Давидова», и потому ему пришлось вернуться в Вифлеем. Он взял с собой беременную жену, которая вскоре должна была родить (2:5). По этой-то причине, утверждает Лука, чета из Назарета оказалась в Вифлееме как раз тогда, когда ребенок появился на свет, – весьма остроумное решение мифологической проблемы.

Сесил Демилль и Мэл Гибсон восхитились бы богатой фантазией Луки, однако с историей его рассказ не имеет ничего общего. Утверждать обратное невозможно, если только не отказать себе во всякой способности к рациональному мышлению. Слишком много проблем, связанных с этой историей, доказывают снова и снова: эти сведения, дающие массу толкований, а порой и неточные, были прежде всего призваны для того, чтобы евангелист мог показать, кем он считал Иисуса. Их и не собирались представлять как реальные события.

Во-первых, Лука говорит: перепись по приказу кесаря Августа имела место, когда Квириний был правителем Сирии. Из светских документов следует: Квириний стал правителем Сирии зимой 6–7 годов нашей эры. Если, как полагает Лука, Иисус родился, когда Ирод еще находился на престоле (4 г. до н. э.), то к тому моменту, когда Квириний занял свой пост, ему уже было десять или одиннадцать лет. Уже один этот факт сотрясает «историчность» всего рассказа.