Их сын, не их сын... - [9]

— Но, как такое возможно, как они вообще могли такое подумать? — Через несколько секунд частично пришел в себя Джеймс Поттер.

— Были свидетельские показания, согласно которым я навел палочку и сказал два слова… Господин директор, у которого были провалы в памяти, поверил свидетелю на слово, не пришло ему в голову, что с воспоминаниями свидетеля поработал Волдеморт… А дальше не знаю, может, он даже применял Легилеменцию, Сыворотку Правды, но Темный Лорд превзошел в тот день самого себя, и подделку распознать не удалось. Этого я точно не знаю, но версия, согласно которой я виновен была принята, а там… Любые факты можно подогнать под теорию, а тут подогнать было даже нетрудно. Мотив? Да сколько угодно! Наш дражайший директор отправил меня к Дурслям, к твоей сестре, мам, а за это и впрямь убить можно. Ты погиб, Сириус, и сам Домболдор признавал, что это его ошибка, наконец, эти его намерения контролировать мою жизнь, которые я, кстати, даже не замечал тогда. Вот, например, вы ведь читали про Философский Камень? — Обратился он с вопросом к родителям и продолжил, даже не дав им ответить. Сейчас он просто выговаривался, так как еще никому, никогда вот об этом не говорил. — В тот раз было так же, только вот я тогда был обычным первоклассником, только я и мои «верные» друзья все равно более–менее разобрались, что к чему, и смогли пройти все эти защитные меры. Тогда я был молодым дурачком, и мне не приходил в голову простой вопрос: неужели Великий Волшебник сам не дошел до того, что поняли дети? Неужели он не заметил, что Камню угрожает опасность? Наконец, что это, черт возьми, за меры защиты, которые могут пройти первокурсники? Я даже сам, в те дни, когда уже совершил подвиг по борьбе с Темным Лордом, сказал, что директор все предвидел, и хотел дать мне шанс… Тьфу! Вспоминать противно! — Гарри вскочил и принялся расхаживать из стороны в сторону. — Вывод напрашивается, и вывод один единственный, это был его способ готовить из меня оружие против Волдеморта. Заметьте, он не стал ничего мне объяснять, ни о чем не предупредил, ничем не помог, ну, или почти ничем не помог, он просто пустил меня вперед, следовать моей жажде свершений. И так было каждый раз, директор наблюдал за мною издали, а я рисковал жизнью, даже не получая от него какой бы то ни было подготовки… Это был, я так понимаю, его метод подготавливать будущего спасителя мира… Всю помощь я получал от своих друзей… Друзей, теперь я спрашиваю себя была ли эта дружба, учитывая, как легко они от меня отвернулись. Вот, что делает рану особенно тяжкой; не то, что я пробыл в Азкабане десять лет, хотя уже и этого врагу не пожелаешь. Нет, хуже всего это осознание того, что меня кинули туда как мусор. Они называли меня «Надеждой магического мира», «Мальчиком который выжил», «избранным»… Они обещали, что пойдут за мною до конца, что они мои друзья… А одно слово директора, которого обманули, и меня кинули в тюрьму, как вышвыривают из дому пса, которого заподозрили в похищении куска мяса… — Гарри остановился посреди комнаты и не видящим взором глядел куда–то в стену.

— И потому, мне плевать, были ли весомые причины считать меня виновным! — Гарри вновь заговорил, через минуту молчания, которую никто не решился прервать. — Все, что я знаю — это то, что меня схватили в доме у Дурслей, притащили в Зал Суда, где наскоро зачитали обвинение и приговор, не дав мне даже слова, не говоря уж о защите… Я тогда не понимал ничего, я кричал, перекрывая зачитывающего приговор Дамболдора, что он ненастоящий, что это подделка… А присутствующие посмеивались с презрением, а потом, когда меня выводили, каждый, кого я считал близким человеком, посчитал своим долгом плюнуть мне в лицо… Что было дальше, я рассказывать не стану. — Гарри, словно бы выговорившись и успокоившись, вернулся в свое кресло. — Но когда через десять лет я сумел бежать из руин Азкабана, мне явился этот самый Посланник. Как вы сами теперь понимаете, терять мне тогда было нечего, но, как я уже сказал, мне даже не дали время задать пару вопросов. И очнулся в то утро, когда началась моя жизнь в волшебном мире, на следующий день после моего одиннадцатого дня рожденья, когда явился Хагрид. И все для меня началось заново! И я сумел воспользоваться представившейся возможностью.

— Но, ты же допустил войну… — медленно проговорил Джеймс.

— А почему нет? Не спорю, я не хотел открытого конфликта. Я мог уничтожить Тома Реддла за пару дней, но какую выгоду это бы мне принесло? Будь я тем наивным гриффиндорцем–идеалистом, каким я был до Азкабана, я бы, конечно, не сомневался ни мгновения и сделал бы это из чувства долга, ради всеобщего блага, и все такое прочее, но я изменился. По началу я хотел держать Волдеморта в подвешенном состоянии, не давать ему возродиться, но и не уничтожать. Я помешал ему завладеть Философским Камнем, как и в прошлый раз, но теперь, я этот самый камушек забрал себе, его бы все равно уничтожили…

— Ты украл?

— Да, и никто, заметь никто об этом не догадывается! Все считают его уничтоженным, и поверь эта кража далеко не худшее из моих свершений. На следующий год я прекрасно знал, что будет происходить, и я не стал вмешиваться до самого конца, я сделал все необходимое, чтобы не было смертей, и ждал.