— Зови меня как тебе угодно, дружок.
— Ладно, кончай разговоры. Давай просто пить и целоваться, хорошо, крохотуля?
— Замётано, Джо.
— Сделай одолжение, солнышко. Сними с меня халат.
И в темноте разливалось тепло, дружелюбие, свечение и печальная нежность. Иногда они распевали песни, и по его щекам катились слёзы.
— Ах, как же хорошо, что ты здесь, — сказал он. — Блондинка-брюнеточка, не покидай меня. Обещаешь?
— Я буду с тобой каждую ночь, Джо.
— Отлично, просто замечательно. Теперь ложись рядом и целуй меня.
Воцарилось долгое молчание, а за ним что-то вроде всхлипов и рыданий. Они становились всё громче. Сначала его голос, потом её. Послышалось какое-то шевеление, ласковый шлепок.
— Ах, ты неотразима! — восклицал Джо. — Бесподобна!
— И ты, Джо, и ты!
— Я люблю тебя, ах, боже, как я тебя люблю!
— И я тебя люблю, Джо!
Вдруг кто-то замолотил в дверь.
— Открывайте там!!! — кричал домохозяин.
— А!!! — раздался вопль.
Дверь распахнулась настежь. Включили свет. Домохозяин стоял, положив руку на выключатель.
— Я больше не потерплю здесь никаких женщин! — вопил он. — Три недели я с этим мирился! Но моё терпение лопнуло! Убирайтесь и прихватите с собой своих женщин!
Домохозяин оглядывался по сторонам. Он застыл на месте. В комнате было четыре стены, никаких шкафов. Только немного мебели. Тахта, одно окно, один стул, один стол. Спрятаться негде.
На тахте лежал Джо, голый, ослеплённый светом, и, моргая, глядел на домохозяина.
В комнате больше никого не было.
На полу валялись две пустые бутылки. Стакан выпал из руки Джо, пролившись на вечернюю газету.
Домохозяин посмотрел на распростёртого голышом Джо. После долгой тягостной минуты он процедил сквозь зубы:
— Отсюда никуда.
Выключил свет, захлопнул дверь и запер на ключ снаружи.
— О, боже, боже, боже! — простонал Джо в темноте.
Из коридора было слышно, как домохозяин звонит в полицию.
