Их было три - [121]

— Нет, Нери отравила я, — неожиданно проговорила она с тем же странным безразличием. — Твоим крысиным ядом…

— Вон, вон из моего дома! — пронзительно визжала Илма. — Вон!

Она размахнулась, собираясь ударить мать. Её встретил неподвижный остекленевший взгляд. В нём не было ничего — ни ужаса, ни боязни, ни мольбы о пощаде. Пустые глаза, ничего не видящий взгляд.

— Вон!.. Иди ищи скотину и без скотины не возвращайся! Прочь! Прочь!

Лиена сдвинулась с места и пошла. Пошла не из страха перед дочерью, замахнувшейся на неё, угрожавшей ей; она шла бездумно, и крики "Прочь!", "Прочь!" отдавались в её мозгу громко, раскатисто, бессмысленно.

"Прочь, прочь, прочь!"

Проходя мимо Илмы, Лиена натолкнулась на неё, словно слепая. Одну руку она держала протянутой вперёд. Илма вложила в неё фонарь. Лиена, пошатываясь, прошла через комнату и скрылась за дверью.

4

Когда вернулась Гундега, в Межакактах царила мёртвая тишина и темнота. Двери дома были заперты. Зато хлев оказался раскрытым настежь. Когда она вошла туда, в углу захрюкали свиньи и загоготали гуси. Но стойла коров и телят были пусты, не было и овец в загородке.

Гундега разыскала ключ и отперла дверь. В кухне царил беспорядок. На полу у плиты валялись рассыпанные спички. Тут же рядом — лужица керосина. На столе — перчатки Лиены. В плите огонь погас, но, судя по тому, что картофель для свиней был почти совсем сухим, кожура на нём полопалась и обнажилась белая мучнистая мякоть: он долго варился без присмотра. Гундега сняла чугун, чтобы слить картофель, но на дне оказалась лишь капля коричневатой жидкости. Плита совсем остыла, ужина нигде не нашлось.

Гундега кое-как прибрала кухню, не зная, что и думать о странном беспорядке в доме. Она услыхала, как кто-то въехал во двор на мотоцикле. Это была Илма. Заглянув сначала в хлев, она крупным мужским шагом вошла в кухню и тяжело опустилась на чурбан.

— Что случилось, тётя?

Не поднимая головы, Илма коротко сказала:

— Скотина пропала.

— Как пропала?

— Ушла в лес. Я исколесила все тропинки! Далеко за большой вырубкой будто напала на след. Но это оказался лошадиный или лосиный. К тому же давнишний, почти занесённый землёй.

Вдруг Илма выпрямилась, напряжённо прислушиваясь.

— Кто-нибудь есть дома?

— Нет, никого нет. Я сама отперла дверь. — Гундега тоже прислушалась и добавила: — Это часы тикают.

— Да, часы, — согласилась Илма. — А мне показалось, что старая опять притащилась.

Гундега не поняла:

— Какая старая?

— Мать, — неохотно буркнула Илма.

— А где же в самом деле бабушка? — испуганно спросила Гундега.

— В лесу. Ищет, что потеряла.

Гундега заметила, что голос Илмы дрожит от злости.

"Какая она жестокая! — невольно подумалось Гундеге. — Куда девалась ласковая, хорошая тётя, какой она была прошлой осенью!"

— Скотину ищет? — переспросила она.

— А что же ещё?

— Но как она могла потеряться?

В глазах Илмы вспыхнул тревожный огонь.

— Как могла потеряться, ты спрашиваешь? Я у тебя то же самое спрошу. Пришла, смотрю: лежит. А скотины и след простыл. Чувствовало моё сердце, что это вечное валянье днём в кровати до добра не доведёт!

— Она очень больна! — воскликнула Гундега.

— "Боль-на-а"! — насмешливо протянула Илма.

— Она давно ушла? Не стало бы ей в лесу плохо…

Гундега поспешно подошла к открытым дверям. По небу неслись серые тучи, чуть не задевая вершины сосен.

— В темноте… — проговорила она со страхом.

— У неё есть фонарь.

— В темноте… — задумчиво повторила Гундега и прибавила: — Не надо было пускать…

Илма вскочила так резко, что даже опрокинула чурбан, на котором любила сидеть у плиты Лиена.

— Не учи меня! — визгливо закричала она. — Я бегаю целый день, устаю, как собака, а она — учить!

— Не кричите! — твёрдо проговорила Гундега. — Вы не имеете права из-за скотины позволять старому, больному человеку…

— Позволять! — насмешливо повторила Илма. — Я сама её прогнала. Пусть ищет!

— Тётя, вы…

— Молчать! — топнула ногой Илма. — Я тебе прощала все твои выверты, твою заносчивость, из-за которой ты даже не поговорила о земле, а сама ешь хлеб Межакактов, не…

— Я не просила прощения! — тихо, но непривычно сурово возразила Гундега.

Илма, опомнившись, испуганно взглянула на неё.

"Вторая Дагмара! Светловолосая, голубоглазая Дагмара. Проклятье!"

Гундега молча накинула на плечи кофточку и выбежала из дому.

— Бабушка! — услыхала Илма её голос. — Бабушка, отзовись!

Голос её вдруг оборвался.

Гундега выбежала без фонаря. Кругом стеной стояла непроглядная осенняя темень, и, споткнувшись, она чуть не свалилась в канаву. Она звала, останавливаясь, прислушивалась, но только вздохи леса да журчанье ручья были ей ответом. В лесу темнота была ещё гуще, и где-то вверху еле заметно светлело небо, а кроны сосен на его фоне казались растрёпанными головами великанов.

Вдруг за спиной Гундеги что-то зашуршало; оглянувшись, она увидела два светящихся глаза. Но прежде чем она успела испугаться, её сомнения разрешило кроткое мяуканье. Чёрный кот, любимец Лиены. Убедившись, что Гундега не гонит его, кот почувствовал себя непринуждённее. Он семенил за нем вслед, лишь изредка отклоняясь в сторону. И тогда слышалось тихое царапанье — кот точил когти о ствол дерева…