Игры в вечность - [27]

Я качаю головой. Когда мы пришли сюда, нас наделили силой, установили правила… Но кто и как наделил людей? А в чем она, наша сила, на самом-то деле – вот вопрос.

Небо гудит над головой, отдаваясь в сердце тупой болью. Да, мы с небом связаны, мы – одно, дышим одним дыханьем… да, все именно так, как это не смешно. Я поддерживаю его, оно – меня. Но когда становится совсем уж плохо, когда небо тревожно вздрагивает – я инстинктивно дергаюсь, пытаюсь отстраниться, мне тоже становится не хорошо, страшно, больно, это тяжело выдержать. Я плохая поддержка для неба, наверно оно это чувствует. Я так и не смог принять его до конца… я всегда хотел домой, едва ли не с первой минуты жалел, что отправился сюда.

Мы все плохие боги, и вот теперь люди тащат одеяло на себя, может когда-нибудь они займут наше место? Природа не терпит пустот, пытается их заполнить.

– В степях… – задумчиво говорю я наконец, скорее самому себе, – я вот не пойму, почему тогда на севере все спокойно, ничего нового, все по старому… А ведь людей там тьма, в одном Аннумгуне втрое больше, чем во всех южных степях. Почему же тогда там ничего? Неужели у аннумгунцев нет никаких сказок, которые можно сделать явью? Какой-нибудь нечисти или спрутов морских… Ведь есть сказки! Я слышал. Такого напридумывали, аж волосы дыбом встают. Но ничего, тишь да гладь. Ни магов, ни чудищ. Шарлатаны одни, в пятом колене. Италь как-то нехорошо усмехается мне.

– Знаешь почему? На севере, в бездне морской, засел наш великий Эмеш, который никак не желает, чтобы мир менялся.

– При чем тут Эмеш?

– А при том. Энки наш, Эа… Мариш, что ты знаешь о наших собственных, тех, далеких богах? Да нет, болтовня Уршанаби тут не причем, хотя думаю, болтает он не спроста. Просто Эмеш не играет в бога, он так живет, он взаправду…

Почему-то вдруг подумалось, что Эмеш не станет отстраняться, если его море вдруг вздрогнет. Почему-то подумалось – оно и не вздрогнет пока не захочет он. Он сам – это море. Я видел, как волны поднимаются от одного его гнева, я видел, как солнечные зайчики разбегаются по волнам когда он смеется, даже если небо затянуто тучами. Мое небо слушается моей воли, его море – оно просто живет вместе с ним. Эмеш единственный, кто принял этот мир до конца.

часть 2. Солнце и ветер

Ты ведь сама знаешь, как повелось на свете. Иногда пошалишь – а потом все исправишь. А иной раз щелк – и нет пути назад! Е. Шварц «Обыкновенное чудо»

1

Аннумгун.

Отсюда, с городской стены, открывается самый лучший вид на море, отсюда можно увидеть его почти целиком, с высоты оно кажется больше, чем с берега. Изумрудно-зеленое море, едва тронутое мелкой рябью волн.

Еще отсюда можно увидеть весь шумный, многоликий город, роскошный дворец и храм Златокудрой Лару. А вдалеке, у восточной стены – великую, полноводную реку Шанар, степенно несущую в море свои желтые воды, густо пахнущие илом и прелой травой. А за рекой – обширные земли долины Инну, зеленые пастбища и плодородные поля. А дальше весь мир, от края до края. Здесь хорошо виделись эти края. Аннумгун встретил их ночной прохладой и тишиной.

Когда стемнело, до города оставалось еще несколько часов пути, и решили не останавливаться на привал. Чем ближе подходили, тем тяжелее было идти. В последний день все шли молча, не разговаривая, даже Илькум притих, поддаваясь общему настрою. Этана вообще был на себя не похож, и если в начале пути он все рвался вперед, домой, то сейчас плелся позади всех, угрюмо смотря под ноги. Только царь с Меламом иногда перекидывались парой слов.

Царю сделали хороший костыль. Как он с этим костылем по горам прыгал – просто диву давались, на здоровых ногах не угонишься, а потом, вечером, весь взмокший буквально валился на траву. Сколько раз и Тизкар и Этана предлагали помощь, так нет… Под конец-то, по берегу, проще стало идти, хотя и сил, похоже, не осталось. Но ничего, дошел, не хуже других. Когда на горизонте появился Аннумгун, он лишь короткий взгляд бросил, не останавливаясь.

Вот Этана надолго замер, вытянулся, едва ли не принюхиваясь, и все вглядывался в горизонт, словно надеясь что-то разглядеть. Бесполезно, темно уже. Аннумгун встретил тишиной и далекими огнями. Казалось бы, все как всегда. Стены целы, дома целы, боги на них не покушались, не грозили ничем. Город тихо спал и не знал ни о чем.

И все равно не оставляло чувство, что что-то не так. Тревожное чувство в глубине сердца. Уже несколько дней, как они вернулись, но понять так и не смогли. Сейчас ходили по Аннумгунской стене, говорили о чем-то…

Почему-то снова вспоминался Майруш, и развалины дворца… Впрочем, что там у них дворец, в Майруше, срам один, жалкий сарай по сравнению с нашим-то аннумгунским. Да! Наш-то ого-го! Дворец! Достойный богов! Золото и пурпур! …эх, не приведите боги, увидеть в руинах… После всего, что было в лесу, становилось страшно. И отчего-то еще отчетливо вспоминалась голова Мессилима шесте…

Драться, как он, до конца, пока жив… он хорошо знал за что драться, храбрый сотник!

Всем бы майрушцам такую храбрость, глядишь, и не взяли бы город. Хотя взяли бы, конечно, что уж, их пришло втрое больше. С автоматами против мечей. Ни единого шанса у Майруша не было… Но не так позорно бы взяли.