Игры в любовь - [32]

И как раз в этот миг раздался звонок в дверь — к счастью для Кэти, поскольку Мик собрался яростно восстать против такого плана. Он метнулся к двери, а Кэти уставилась на Джуди и Салли, изнемогая от любопытства — как они отреагируют на Софи? Картинка была точно кадр из голливудского блокбастера: через двадцать минут неспешного развития сюжета наконец-то появляется герой в униформе ковбоя, официанта или заключенного; с тревогой всматриваясь в знаменитое лицо, все перепачканное грязью или скрытое форменной фуражкой, но не утратившее и грамма звездности, зритель расслабляется в мягком кресле и тянется за стаканом, уверенный, что теперь-то история пойдет как по маслу. Кэти наблюдала за сценой из дверей кухни. В глубине души она злилась на себя за то, что чувствует себя лишней. Ведь она живет у Мика, носит под сердцем его ребенка, а в духовке томится ее стряпня — ну что еще нужно? Она даже не может попенять Салли за то, что та открыла дверь Джуди и Скотту, или Мику за то, что он ей это позволил. (Салли заявила, что узнала звонок Джуди, отчего Кэти чуть не взорвалась — ведь это квартира Мика!)

И все же появление Софи мгновенно низвело Кэти до эпизодической роли, даже в собственном доме.

Джуди и Салли глупо таращились на Софи, пока та вежливо целовала Мика в щеки. Отстранив его маленькой ручкой, когда он вознамерился заключить ее в свои фирменные медвежьи объятия, она отступила на шаг и сняла кожаный пиджак, размера на два больше, чем нужно, старый и потертый, словно его лет двадцать таскали по багажным отсекам авиалайнеров. Мик с готовностью подхватил пиджак.

Софи оглядела комнату, но не из любопытства, а скорее изучая расположение людей и мебели, чтобы ненароком не споткнуться о какое-нибудь препятствие.

— Это Софи! — гордо объявил Мик из-за ее спины и возложил руки на ее плечи. От этого его жеста Софи словно стала еще субтильнее.

Француженок принято именовать изящными. Но Софи была просто костлявой. Щеки у нее ввалились, тонкие цыплячьи косточки выпирали тут и там, а под глазами залегли большие синяки — очевидное свидетельство нарушенного кровообращения или плохого питания.

— Привет, Софи, я — Салли.

Салли шагнула вперед, не зная, что делать — то ли пожать Софи руку, то ли поцеловать на континентальный манер, в обе щеки. Помогать ей Софи явно не собиралась, стояла и разглядывала Салли, точно та была музейным экспонатом. Салли послала ей суетливый воздушный поцелуй и растерянно отступила.

Джуди и не надеялась осилить континентальный поцелуй в обе щеки, тем более что и сама Софи, похоже, не очень рвалась целоваться. Джуди так и осталась девушкой из рабочих кварталов в Северном Лондоне, так что — отвалите со своими слюнявостями. Она знала, что и Скотт скорее удавится, чем станет манерничать.

— Я — Джуди, а это Скотт, — с улыбкой сказала Джуди. Ее так и подмывало вставить «мой Скотт», но она сдержалась. В конце концов, не стоит бежать впереди паровоза. — Рада познакомиться. Мы о тебе наслышаны.

— Ah oui?[2] — откликнулась Софи и снова замолчала. Похоже, ее одолевала смертельная скука.

— Проходи же! — с грубоватой нежностью подтолкнул ее в гостиную Мик. — И еда уже готова. Все за стол!

— Так, значит, ты заблудилась по дороге с вокзала? — спросила Салли, отодвигая стул. — Мы так и подумали.

Благодарение Господу нашему, что есть Салли, — подумала Джуди. — Без нее никто бы не знал, о чем говорить.

— Не-эт, pas du tout[3], — ответила Софи. — Просто я еще не бывай в этот район, и мне интересно. Я прохаживайся и смотреть люди и здания.

— Боже, ты, должно быть, единственный человек на свете, кто заинтересовался Кингз-Кросс! — воскликнула Джуди. — Мы все здесь больше пялимся себе под ноги и норовим проскочить побыстрее.

— Au contraire[4]. Я же говори, мне интересно. — Софи отпила вина. — Мне интересно любой место, неважно, убогий он или нет. Я люблю все смотреть, всегда. Это полезно для мой искусство.

И разумеется, этой тирадой Софи убила всякое желание беседовать с ней. Во-первых, она назвала их район убогим. Но одно дело, если Джуди считает свой район дырой, и совсем другое, если так отзывается о нем заезжая выскочка. А во-вторых, англичане обычно впадают в ступор, когда в их присутствии поминают искусство, да еще в столь пафосном контексте. Последовала долгая пауза, которую нарушила Кэти, внеся в гостиную огромное блюдо с лазаньей.

— Господи помилуй, Кэти, сколько ты наготовила! — воскликнул Мик. — Даже для меня многовато!

— Похоже, я напутала с количеством, — пробормотала Кэти. — Что-то удвоила нечаянно, поэтому пришлось все остальное тоже удваивать.

Кэти улыбнулась Салли:

— Это рецепт кухарки матери Мика… Стефани, — поспешно и с вызовом добавила она, желая показать Салли, что и она с матерью Мика на короткой ноге. — Та самая лазанья, которую любит Мик.

— Замечательно, — вежливо сказала Салли и поймала взгляд Джуди.

Они подумали об одном и том же: еще пару месяцев назад Кэти была живой и веселой девчушкой — компанейской, болтливой и симпатичной, как и положено в двадцать четыре. А теперь напоминала пародию на домохозяйку в стиле пятидесятых, смысл жизни которой — побаловать благоверного его любимым блюдом, пока в духовке подходят булочки с корицей. Кэти явно перестаралась.