Игры скорпионов - [38]

Мальчишка не спешил с ответом, хотя глаз с пятака не сводил, но потом всё-таки спросил:

— А вам, барин, чего узнать-то нужно?

— Княжны уехали или нет?

Лаврентий зажал монету двумя пальцами и помахал ею.

— Уехали…

— Куда и когда?

— Выехали третьего дня, ещё затемно, а куда отправились, никто не знает, — сказал парнишка и протянул руку к заветному пятачку.

Островский бросил юному вымогателю монетку и стал разворачивать коня, когда услышал главное:

— Только лошади не вернулись обратно, и оба кучера тоже.

Мальчишка стеганул вожжами свою кобылку и покатил к дому.

Значит, беглянки отправились в одно из ближайших имений или в Москву, иначе взяли бы почтовых. Это обнадёживало. Лаврентий решил, как обычно, поспрашивать у ямщиков, не видел ли кто-нибудь карету со старухой и тремя девушками. Но тут его ждало сильнейшее разочарование: ни на одной почтовой станции вокруг Москвы, ни в одной придорожной гостинице или трактире не видели пожилой дамы с тремя барышнями. Вспоминали то одиноких дам, то семейства с детьми, да и ещё бог знает кого, только не тех, кого надо. От прежней уверенности в успехе у Лаврентия не осталось и следа, злоба и бессилие разъедали душу.

«Неужели это конец и все жертвы оказались напрасными?» — терзался Островский, но самым печальным было то, что он очень боялся узнать ответ на этот вопрос.

Глава шестнадцатая. Москва

«Боже мой, куда мы едем, что могло уцелеть в этом пожарище?» — терзалась Долли, разглядывая обгоревшие руины центра Москвы.

Ни одного целого дома, лишь закопчённые стены да пустые глазницы выгоревших окон…

Еще на окраине города старая графиня остановила кареты и позвала подопечных к себе. Сама-то она знала, какое зрелище им предстоит увидеть, и теперь, глядя в окно, тихо плакала. Долли совсем расстроилась. Опять у тёти сердце прихватит. Надо бы хоть как-то её отвлечь. Заметив неправдоподобно нарядные на фоне обгоревших руин белоснежные наличники и красный кирпич небольшой церкви, Долли бодро заметила:

— Тётя, не всё так плохо. Посмотрите, вон храм уцелел.

— Это — церковь Всех Святых, там меня крестили, — сквозь слёзы улыбнулась графиня. — Наша бабушка была дамой властной и требовала, чтобы все её дочери рожали своих детей в доме Бутурлиных, а крестили их в соседних церквях.

Долли с радостью уцепилась за подвернувшуюся тему:

— Так здесь и нашу бабушку крестили?

— Вон там впереди, на горке, есть церковь в честь святого Владимира, Анастасию крестили там. Но тот храм сильно пострадал, да и Ивановский монастырь, что напротив, сгорел дотла. Я, когда летом приезжала, видела мать игуменью, та рассказала, что сёстры успели покинуть Москву за день до пожара и реликвии монастырские смогли вывезти. Теперь монахинь распределили по другим обителям, а в развалинах погорельцы живут. — Апраксина вздохнула.

Шаг лошадей замедлился: дорога круто пошла в гору. Долли выглянула в окно, перед ней высилась длинная закопчённая стена, за ней чернел остов разрушенного собора.

— Это и есть Ивановский монастырь? — спросила Долли.

— Да…

Княжне стало грустно. Москву она почти не помнила. Отец не любил покидать Марфино, и в город они ездили редко, но у девочек в памяти осталось ощущение праздника, красоты и веселья, связанное со словом «Москва», теперь же город как будто умер.

— Вон — церковь, где крестили вашу бабушку. — Апраксина указала на руины, где с десяток мужиков разбирали обгоревшие камни. — Теперь и глав не осталось, и колокольня рухнула, а прежде храм был хорош — белый, как лебедь. Ему ведь лет триста — построили ещё при Алексее Михайловиче. Тогда здесь царские сады росли, вот он и звался: «Храм Святого Владимира в Старых Садах». А теперь что?.. — Графиня вновь всхлипнула и прижала платок к глазам.

— Не нужно плакать, — попросила Долли. — Мы ведь богатые, давайте восстановим храм: денег дадим, людьми поможем. Я сама всё узнаю, расскажу вам, и мы вместе решим, что делать.

— Ну надо же, дорогая, как хорошо ты придумала!..

Графиня заметно повеселела, и у Долли отлегло от сердца. Кареты вновь свернули — теперь в переулок, и лошади опять натужно потащили экипажи по крутому подъему. Девушки припали к окнам. С левой стороны тянулись старинные палаты с толстыми белёными стенами и маленькими оконцами, а справа утопал в снегу большой яблоневый сад.

— Палаты — часть усадьбы Лопухиных, только они и уцелели, а всё остальное — новый дворец, флигели, хозяйственные постройки — сгорело начисто.

Лошади остановились. Графиня выглянула в окно и наконец-то улыбнулась:

— Ну, вот мы и дома.

Экипажи стояли у низких чугунных ворот. Ажурная решётка окружала засыпанный снегом парк. Форейтор с первой кареты соскочил с запяток, перемахнул через забор и побежал к дому. Через несколько минут он вернулся с высоким тучным стариком в тулупе, накинутом поверх ливреи.

— Ваше сиятельство! — воскликнул толстяк. — Здравия желаю, мы вас с Покровки ждали — дворня там дежурит, а вы с переулка заехали.

— Здравствуй, Фрол, — отозвалась графиня, — это всё не важно, открывай ворота, мы очень устали.

Старый дворецкий снял цепь и замок. Кареты одна за другой въехали на мощённую брусчаткой дорожку и покатили к большому двухэтажному дому. Светло-бирюзовый цвет его стен и множество огромных окон с белыми лепными фронтонами после сплошных чёрных руин казались неправдоподобно прекрасными. Долли даже померещилось, что это — сказка, а особняк сейчас исчезнет, развеется цветной дымкой, оставив после себя уже привычное взгляду пепелище.