Игры скорпионов - [37]

Лаврентий отоспался, отдохнул и только тогда приступил к главному делу. Теперь оно занимало все его мысли. Как он разберётся с этими мерзавками? Островский мечтал, что сначала разделается с учительской дочкой, а уже потом возьмётся за княжну. Он предвкушал их крики и мольбы, и в его душе расцветало блаженство: каким же удовольствием будет рассчитаться с этими сучками за крушение планов, за Иларию и, самое главное, за потерю только что обретённого дома.

Хотя чего уж гневить судьбу? Имение Островский все-таки продал. Разыскав не слишком чистоплотного частного маклера, он так до конца и не верил, что афера удастся. Однако терять было нечего, и Лаврентий пообещал жадному наглецу всё, что тот потребовал, — половину от полученных денег. Островский назначил маклеру встречу в ратмановской роще и, чтобы Сидихин смог оторваться от возможной слежки, показал проход через лавку, которым пользовался сам. Когда довольный маклер появился в роще и протянул заказчику свёрток с деньгами, Лаврентий достал из-за пояса пистолет и выстрелил Сидихину прямо в лоб. Как и предполагалось, вторая половина денег оказалась спрятанной у маклера под бельём. Забрав паспорт, часы и табакерку из его кармана, Островский сунул туда собственные часы с приметной гравировкой.

«Жаль, конечно, все-таки золото, но ничего не попишешь, — философски рассудил он, — свобода и месть важнее».

Положив труп на заранее собранный сосновый лапник, Лаврентий накидал сверху веток и поджёг костёр. Пропитанные смолой сучья горели ровно. В отсветах пламени Лаврентий хорошенько рассмотрел затёртый паспорт, выписанный на имя киевского мещанина Феофана Михайлова Сидихина. Жуть, а не имечко! Впрочем, это можно и пережить, зато теперь есть (и совершенно бесплатно) готовые и чистые документы…

Однако на этом везение Лаврентия закончилось — мерзкие девки покинули Ратманово до того, как он смог с ними разобраться. Вот и пришлось гнаться за беглянками через всю страну. Зато теперь он вплотную подобрался к своей цели. Купив коня, Островский каждый день ездил в Марфино: выслеживал свои жертвы. Однажды он заметил юношу, несущегося на огромном светло-сером орловском рысаке. Лаврентий, может, и не придал бы этому значения, если бы не увидел на голове всадника изящную меховую шапочку.

«Женщина! Да и ростом на Долли Черкасскую смахивает. Надо бы понаблюдать, чтобы не ошибиться», — рассудил Лаврентий.

Несколько дней у него ушло на то, чтобы изучить маршруты всадницы. Это оказалось непросто, поскольку барышня каталась по разным дорогам, но Лаврентий всё-таки нашёл тот единственный перекрёсток, который княжна никак не могла миновать. Оставалось устроить засаду.

Островский занял своё место за пушистой ёлкой чуть ли не на заре, но девушки всё не было, и, как он ни старался согреться, то подпрыгивая, то бегая по вытоптанной в снегу площадке, руки и ноги заледенели. И когда за спиной наконец-то раздался стук копыт, Лаврентий схватился за оружие, но скрюченные пальцы его не послушались. Он хотел заполучить девчонку живой, поэтому стрелял в коня, но даже в такую большую мишень не попал.

Островский выругался, но тут же успокоил себя: при такой скачке Долли не могла услышать выстрел. Девчонка не насторожится, и он доведёт дело до конца. Однако назавтра он напрасно прождал в засаде до вечера, на следующий день всадница тоже не появилась, и стало понятно, что выстрел княжна услышала. Подъехав поближе к парку, Лаврентий сквозь деревья увидел, что Долли катается по кругу во дворе перед домом. Как будто почувствовав присутствие недоброжелателя, она передала поводья конюху, взбежала на крыльцо и исчезла за дверью.

«Завтра проберусь в парк», — решил Лаврентий.

Замерзнув как собака, он еле отогрелся в трактире и, опасаясь простуды, выпил водки. Лаврентий мёрз уже третий день подряд и подозревал, что это может плохо кончиться. Как будто сглазив сам себя, утром он проснулся поздно и сразу понял, что горло болит, а голова горит и раскалывается.

— Чёрт! Простыл… — Островский выругался и попытался встать с постели, но сил не осталось.

Пришлось заказать себе в номер горячего чая с мёдом и водки. Доктора Лаврентий звать не хотел, так как сам знал причину болезни, да и денег было жаль — они и так расходились слишком быстро. Лихорадка трепала Островского четыре дня, но потом он встал и смог доехать до Марфина. Оставив коня под большим деревом у ворот, пробрался в парк и, прячась за стволами деревьев, подошёл так близко к дому, что уже не промахнулся бы.

Ожидание затянулось. Из дверей выбегали слуги, вошёл и через полчаса вышел седой управляющий, но ни одной из девушек видно не было, не появилась и старая графиня. Ужасное подозрение зародилось в душе Лаврентия:

«Дьявол! Пока я валялся в постели, они уехали!»

Островский чертыхнулся и пошёл к своему коню. Он как раз сворачивал с подъездной аллеи на большую дорогу, когда навстречу ему выехали сани, гружённые мешками с мукой. Лошадью правил конопатый парнишка в сером армяке. Лаврентий окликнул его. Сани остановились.

— Послушай, я ищу княжон Черкасских. Они пообещали увидеться со мной, да не приехали на встречу. — Островский вынул пятачок и выразительно повертел монету в руках. — Не пойму, где они?