Игры - [6]

А голые ребята залезли повыше на ледник и скатывались с него верхом на ледорубах - "на трех точках". Снег был сухой, рассыпчатый, желтоватый. С легким звеном и шорохом разлетался он веерами из-под ног.

Потемкин уселся писать. Свой проволочный стульчик он поставил на уступ скалы так, чтобы виден был весь перевал и Эльбрус. Краснощекое, подобравший в развалинах заржавленный ручной пулемет с разбитым прикладом, подошел к нему со спины и оперся о ствол. Он любил наблюдать, как работает Саня - чистыми красками и широкой кистью. Сначала он "замазывал холст", то есть покрывал загрунтованный картон большими цветовыми пятнами, а потом начинал в нем "ковыряться", выписывать детали.

Потемкин писал быстро. Он уже начал разбираться в деталях и с наслаждением затянул: "Мой друг рисует го-оры..."

На картоне Краснощеков увидел Эльбрус, перевал и развалины блиндажа. Он посмотрел на горы, а потом на этюд, и что-то дрогнуло у него внутри - он увидел тот же Эльбрус, перевал и... пушку, стоявшую в каменном укрытии. И блиндаж был аккуратно сложен из серых плит, и люди в немецкой форме.

Краснощеков зажмурился, потряс головой, посмотрел одним глазом. Развалины. Чуть повернул голову - пушка, блиндаж и немцы! И флаг над Эльбрусом! Не поймешь, правда, что за флаг. Да нет, понятно.

Ощущалось напряжение в глазах. Это напоминало впечатление, которое Краснощеков испытывал, когда рассматривал стереоскопические открытки, привезенные из Японии: глядишь - красотка тебе улыбается, чуть поведешь головой - красотка уже подмигивает. Но больше это было похоже на чудные картинки из его детства. Этакая красно-синяя абракадабра, которую нужно было рассматривать сквозь специальные очки. Посмотришь через красный фильтр - домик в лесу, лужайка, трава, цветочки. А через синий фильтр там уже зима наступила, и домик завален сугробами.

Так Потемкин еще никогда не писал.

Подходили ребята, смотрели, отходили притихшие. Даже Гаврилов в кои-то веки сказал задумчиво и серьезно: "Вот так, все рядом - начало и конец... Конец и начало..." А потом... Краснощекой очнулся от ощущения резкого холода в руке.

Мой др-р-руг р-р-рисует гор-ры...

- Та-ак! - сказал Краснощекой. Нетвердыми шагами подошел к кликушествующему другу и схватил его за плечи.

- Саня! - закричал он и тряхнул Потемкина, но тот увернулся, и мокрые от пота голые плечи выскользнули из рук. "Дал-лекие... как сон-н..."

- Саня! - Краснощеков обхватил его за шею и попытался свалить здоровущее тело на землю. Потемкин изо всех сил упирался.

- Чудище обло! - кричал Краснощеков, стараясь стащить Потемкина со стула. - Озорно! - Саня напрягся и, изловчившись, мазнул кистью под носом Краснощекова - ему всегда удавалось пририсовать усики Краснощекову, но сейчас кисть была сухой. - Огромно! Стозевно! - заклинал в отчаянии Краснощеков, и ему наконец удалось свалить Саню на землю. Тот ловко перекатился со спины на зад, сел и пророкотал дьяконовским басом:

- И лаяй! - он поднял указательный палец вверх и нравоучительно потряс им в воздухе.

- Бурлюк! Петров-Водкин! Сальвадор Дали! - всячески обзывал его Краснощеков. - Вечер уже, и туман!

Потемкин озабоченно озирался, а потом подхватил свою картонку и стал запихивать ее в пазы этюдника, невнятно что-то бормоча о "волшебной силе искусства".

А Краснощеков подбежал к Гаврилову и толкнул его в снег.

- Что-что-что? - завертел головой Гаврилов. - Вечер? Туман?

Краснощеков отлавливал ребят среди развалин, встряхивал их, и те суетливо начинали натягивать на себя высохшую одежду, взваливать на плечи рюкзаки.

- Аксакалы! Все в порядке! - кричал между тем пришедший в себя Гаврилов. - Я эти места знаю как облупленные!

А туман был очень густым. Ущелье, заполненное им до краев, стало похоже на заснеженную равнину с выступающими кое-где из нее синими скалами. Гаврилов, сделавший несколько шагов вниз, как в снег зарылся - только голова торчит в вязаной шапочке.

- Снежные барсы! За мной! - заливался он. - Я здесь каждый камень знаю!

Он сделал еще шаг вниз и совершенно скрылся из вида, и голова его стала выдергиваться вверх из тумана, как чертик на пружинке.

- Что бы ни случилось, - выкрикивала эта голова, - только вниз! Через три часа мы будем есть жареную картошку с грибами!

Гремя башмаками по каменным обломкам, ребята втягивались в туман. Краснощеков шел замыкающим. Он тщетно пытался протереть глаза рукавицей. Ничего не видно, кроме тумана. Впереди совсем близко погромыхивали в Санином этюднике тюбики с красками. Идти стало легче - скалы были припорошены снегом.

Снег был рыхлым и пушистым. Потом он стал плотным, жестким. Потом ноги провалились в жидкую ледяную массу. Впереди послышались проклятия.

Как в театре, быстро, рывками наступали сумерки. Туман стал сиреневым, фиолетовым, синим. Потом все заволокло темно-серо-бурой мутью. Ноги по колено погружались в чавкающее ледяное болото, и Краснощекову приходилось каждый раз с силой выдирать их для следующего шага.

- Что бы ни случилось, только вниз! - где-то впереди вещал Гаврилов. По тону его голоса можно было понять, что с пути они сбились уже давно.