Игры на острове - [127]

До сих пор он не сделал ни единого романтического шага, довольствуясь, по-видимому, случайным пожатием руки, когда он подтягивал Нелл на каменистых тропах или поддерживал, чтобы она не упала, и братским поцелуем при встречах, которые запечатлевали они в начале и в конце их пикников. Алесдер читал стихи, но они никогда не были сентиментальными; все его беседы крутились вокруг страны и ее красот, ее суровости и ее щедрости. Он знал о птицах, которые пролетали над их головами, о змеях, которые проскальзывали под ногами; знал о ветрах, приливах-отливах, горах и равнинах, реках и заливах; и ему было известно, когда они безопасны, а когда внушают опасения, приветливы или враждебны. Алесдер был хорошим другом, но никоим образом не показывал, что желает стать больше, чем другом.

«Это из-за него? Из-за того, что он не может забыть жену? — недоумевала Нелл. — Или из-за нее? Неспособной заставить его это сделать?»

Ее ошибка была в том, что она кокетничала с Дэйвидом и пыталась подцепить Клода. Этот случай с Клодом заставил ее прочувствовать всю грязь и неразборчивость в связях. А эти ощущения понизили ее чувство самоуважения ровно настолько, насколько выросло в ней осознание собственной глупости, что именно она, эта глупость, ввергла ее в оковы привычки рвать, сделавшейся для нее наркотиком. Себя Нелл считала недостойной быть кем-то, кроме приятельницы кому-нибудь вроде Алесдера, и, возможно, из-за этого она жаждала быть еще кем-то, очень даже кем-то. Алесдер был скалой, за которую она жаждала спрятаться, горой, которую страстно желала покорить, но он был и пещерой, в которой, как она чувствовала, и таятся помехи этим амбициям. Нелл спрятала свои путаные страстные желания под ширмой подруги по прогулкам. Алесдер был слишком застенчивым, чтобы обнаружить какой-либо намек на размышления или дурные предчувствия Нелл такого рода. По его мнению, она была бесстрастным партнером по вылазкам — дружелюбная, милая и интересующаяся окружающим, но не им. После вопросов о его жене в самом начале, она не выказала больше никакого любопытства к его прошлому, работе или к его жизненным взглядам. Нелл не спрашивала Алесдера, где же он живет, а из-за того, что дом в Оубене казался ему холодным и неуютным, когда не стало Мюриел, он туда никогда не приглашал Нелл. Хотя он знал, что ее никогда не рвет после их пикников, у него не было какого-либо другого доказательства, что ее одержимость стала меньше. Путешествуя по холмам в джинсах и сапогах, она казалась почти прежней беззаботной Нелл, но однажды, попав на Талиску, он увидел, что тут она снова укрылась за ширмой макияжа, маникюра и модной одежды. Волосы у нее отросли, но так же были высветлены, а возросшие обязанности по отелю сделали ее жестче и деловитее. Только какие-то краткие напоминания о прежней жизнерадостной романтичной Нелл у него появлялись, когда, отдуваясь от напряжения, они взбирались на вершину холма или горы, и она стояла, охваченная восторгом, и оглядывала кругом дикую природу у их ног. А потом поворачивалась к нему с усталой улыбкой, чтобы разделить с ним наслаждение удачного восхождения:

— О Боже, Алесдер, какое чудо! — неизменно говорила она с пылающим лицом и сияющими глазами, а у него было одинаковое сожаление, что он не в силах запечатать в бутылку эту радость, которая охватывала ее на высоких пиках, и подлить ее, эту радость, как сироп, в другие части их бытия. Но чувства Алесдера были слишком серьезны, чтобы их обнаружить. Пятнадцать лет счастливого супружества и два года печальной скорби заставили его забыть о старом, как мир, искусстве флирта и ухаживания.

— Вы заметили? Хотя тут все меньше гостей, те, что приехали, намного активней сексуально? — однажды спросил Тэлли за ленчем, когда немногочисленная прислуга собралась за столом.

Мик с Робом навострили ушки. Беседы на такую тему могли подбросить топлива для сплетен и фантазии, чтобы согреться при исполнении обязанностей под открытым небом. Мик все еще купался в славе, заполучив соблазнительных манекенщиц из рекламного проспекта в «Оссиан» для веселого времяпрепровождения с парнями.

— Дни короткие, вот что, — заметил Калюм, который явно делался не таким ярым кальвинистом в своих взглядах с тех пор, как обжил с Джинни домик. — Короткие дни, длинные ночи и большие постели! Я иногда думаю, что нам нужно подавать им обед уже в сумерках и дать им возможность с ним покончить.

— Ну нет, — сказала Нелл, проникнувшись духом происходящего. — Обед — это же пауза в развлечении. Время для того, чтобы освежиться, сделать антракт, а потом вернуться на второй акт.

— Этот лорд «Как-там-его-имя» на это смотрел по-другому, — встряла в разговор Либби. — Он и на развлечения, и на обед находил время. Не знаю даже, как он умудрялся что-нибудь съесть, когда правой рукой он поддерживал свою так называемую секретаршу, а левой каждый раз прикасался ко мне, когда я проходила близко. Это был настоящий осьминог.

— Тебе надо было опробовать на нем одно из своих знаменитых «коронных блюд», — подумав, предложил Тэлли. — Я думаю, что оно сразу бы охладило слишком пылких и горячих.