Игры на асфальте - [28]

Должно быть, я произнес это имя как-то не так, потому что Тоня внимательно посмотрела на меня, а Женька от удивления долго сопел в трубку, потом недовольно спросил:

— Зачем это она тебе понадобилась? Влюбился, что ли, жить не можешь? Ты не оригинален, друг мой.

Я покосился на Тоню — она медленно отодвинулась — и коротко сказал, что у меня к Маргарите дело.

— Ладно, даю, — сказал Женька. — Ты меня удивляешь. Ранний интерес к женщинам — это, знаешь ли…

Минутное молчание, сосредоточенная возня у телефона — и голос Маргариты, мелодичный и взрослый, как будто специально созданный для звукозаписи:

— Я слушаю. Добрый вечер, Кузнецов Гриша.

Одной интонацией Маргарита дала мне понять, что ей неясно, зачем она мне понадобилась.

— Послушай, Маргарита, — без всякой подготовки сказал я, — ответь на один вопрос. Есть у вас такой знакомый или родственник?..

И я довольно точно (во всяком случае, подробно) описал приезжего из Вологды, умолчав только о том, что про себя назвал его Кривоносым: а вдруг это и в самом деле близкий родич или старинный друг дома, мало ли что.

Маргарита выслушала меня очень внимательно, не перебивая, по ее дыханию чувствовалось, что мой рассказ ее заинтересовал, потом, понизив голос, сказала:

— Подожди минуту, я перенесу телефон на веранду… — И громко, сердито: — А то тут есть некоторые любители подслушивать!

Я и не знал, что телефон можно переносить с места на место: для меня телефон был аппаратом, намертво привинченным к стене. Я живо представил себе ярко освещенную веранду огромной дачи, темный сад, где смутно светлеют флоксы, и Маргариту, которая садится в шезлонг (или в лонгшез) и принимает «киношную» позу. Это была другая, далекая от меня жизнь, и я твердо сказал себе, что на дачу к Ивашкевичам ни за что не поеду. Да еще с Максимом: явились два братца клубнику есть… Перебьемся мы без этой клубники.

Мое молчание обеспокоило Тоню, она бросила на меня быстрый взгляд и хотела выйти из кабины, тихо прошептав: «Очень тут жарко», но я решительно взял ее за плечо, притянул к себе (она подалась мягко и послушно) и наклонился так, чтобы ей было слышнее.

— Ну? — раздался вдруг между нами голос Маргариты, и мы с Тоней замерли, раскрытые Тонины губы почти касались моей щеки. — Кстати, откуда ты звонишь?

— Из автомата, конечно, — ответил я. Голос у меня стал немного хриплый, и я откашлялся. — А что, собственно, «ну»? У меня все. Один вопрос: есть такой человек или нет?

— Ну есть, — ответила Маргарита. — И все-таки…

— Вопросов больше не имею, — перебил ее я. — Раз есть — значит, все в порядке. Извини за беспокойство. Женьке привет.

— Нет, подожди! — поспешно сказала Маргарита. — Да подожди же, не бросай трубку! Нервный какой!

— Жду, — проговорил я и покосился на Тоню.

Рука моя, которой я прижимал к уху трубку, мешала мне видеть ее лицо, но я чувствовал, что она хочет мне что-то сказать, и, протянув свободную руку, прижал ладонь к ее губам.

— Кто это там рядом с тобой? — спросила Маргарита.

— Никого, — ответил я, опасаясь, что при слове «Максимка» Тоня снова засмеется.

— А где ты нас видел? — шепотом спросила Маргарита, и Тоня перестала слушать, отступила на свое место и оттуда многозначительно взглянула на меня.

— Не вас, а только его, — сказал я. — Ну ладно, мне пора.

— Нет, не ладно. — В голосе Маргариты прозвучало повелительное: «Обождешь, телефонные разговоры я кончаю сама, когда мне хочется».

Я вспомнил, как Маргарита здесь, в московской квартире, не стесняясь ничьего присутствия, вела длинные, часа по полтора, телефонные беседы, то на столик садясь, то на пол, и из ее реплик ничего нельзя было понять: «Да? Ну и что? Ты так считаешь? А мне-то что? Ах, даже так…» И обрывала разговоры всегда неожиданно: «Ну, и дурак. Спать пошла».

— Нет, не ладно! — сказала Маргарита. — А что ты, собственно, хотел узнать? Очень, кстати, симпатичный дядечка, кинорежиссер с «Ленфильма», зовут его Андрей Коновалов. Я у него буду сниматься на второй роли. Вот так-то, Гришенька. Еще вопросы есть?

Мне уже все было ясно, и Тоня ждала, и надо было кончать этот дурацкий разговор. Режиссер с «Ленфильма»? Ради всех святых, снимайся у него хоть на пятой роли, хоть на десятой. Но меня задело Маргаритино «вот так-то, Гришенька», и я со злостью сказал:

— Вопросов нет. Привет Коновалову.

Маргарита уловила, что я злюсь, и звонко рассмеялась:

— Что, Гришенька, не любишь режиссеров? А то давай, я и тебя пристрою, будем вместе сниматься. Внешность у тебя киногеничная. — Она подождала, не скажу ли я что-нибудь, но я молчал. — И все-таки странно… Так где ж ты его видел?

— Как где? В вашей квартире, конечно. Ну ладно, всего хорошего.

— До свидания, — помедлив, проговорила Маргарита, и я с облегчением повесил трубку.

Минуту мы с Тоней молча смотрели друг на друга. Кабина, покосившаяся, с распахнутой дверью на ржавых петлях, с тусклыми стеклами, с разбитой лампочкой на потолке, была сейчас нашим домом, нам не хотелось выходить.

— Вот видишь, — тихо сказала мне Тоня, — все разъяснилось.

— Да, ты была права, — так же тихо ответил я.

Должно быть, в моем голосе слышалось разочарование, потому что, подумав, Тоня сказала: