Игры на асфальте - [27]

— Да, но… — проговорил я — и осекся.

Какое счастье, что было темно и Тоня не могла разглядеть выражение моего лица, хотя и пыталась, глядя на меня во все глаза.

— Да ты бы видела этого типа, — сказал я как можно более снисходительно, — это ж кошмарный старик, лет за тридцать.

Тоня молчала, по-прежнему глядя на меня, и мне стало казаться, что взгляд у нее укоризненный: эх ты, притвориться — и то не можешь как следует.

— Ну, тогда звони ей сама, — рассердился я.

— Нет, — покачав головой, ответила Тоня. — Ты с Женей дружишь, а я с Ритой — нет.

— Ну, и буду говорить с Женькой.

— А он сегодня в городе не был.

В логике ей нельзя было отказать.

15

Возле нашей подворотни, которая выходит в переулок, стояла чуть покосившаяся кабина телефона-автомата. Я зашел внутрь, оставив открытою дверь, Тоня молча протянула мне клочок бумаги с коряво написанным номером и собиралась отойти подальше, но я сказал ей:

— Заходи, чего там, твоя же идея.

Поколебавшись, Тоня вошла. В кабине было тесно для нас двоих, Тоня прислонилась спиною к стеклу, чтобы быть подальше от меня, но, пока я набирал номер, я почувствовал, как до меня доходит тепло ее тела. Слушая длинные гудки, я повернулся к Тоне, посмотрел ей в лицо, она глядела на меня с серьезным упреком. И совершенно безотчетно я протянул руку и погладил ее косу, мягко лежавшую на груди. Собственно, мне давно уже хотелось это сделать, только случая не представлялось, а здесь, в кабине, это выглядело совершенно естественно, и Тоня, как мне показалось, так это и приняла, во всяком случае, чуть наклонила голову, не протестуя и не отодвигаясь. Тусклый свет уличного фонаря, стоявшего поодаль, падал в кабину из-за Тониной спины, и мое лицо было освещено, а Тонино оставалось в темноте, но мы стояли так близко друг к другу, что я даже чувствовал ее дыхание, и, приглядевшись, я увидел, что глаза Тонины полуприкрыты, а губы шевелятся.

— Ты что-то говоришь? — тоже шепотом спросил я.

— Я говорю: «Гриша», — почти беззвучно отозвалась она.

И в этот момент дача Ивашкевичей подала признаки жизни. Трубку сняла «бабушкина Жека». Услышав ее голос, слабенький, старческий и все же похожий на голос Маргариты, я растерялся: с Александрой Матвеевной мне было не о чем говорить.

— А, Гришенька, здравствуй! Молодец, что позвонил. Что ж ты к нам на дачу не приезжаешь? Разве тебя Жека не приглашал? Ну, хотя бы на субботу-воскресенье, мы все будем рады…

Я слушал, выжидая паузы, чтобы вставить хоть словечко, а рука моя продолжала гладить Тонину косу, рыжевато блестевшую в полутьме, и, поднимаясь выше, коснулась ее шеи, прохладной и нежной на ощупь, и очень горячей щеки.

— Я знаю, ты с братиком младшим сидишь, — говорила старушка. — Вот с братиком вместе и приезжайте. У нас здесь раздолье. Клубника, правда, почти вся сошла, но кое-что на грядках найдется. Договорились? Приезжайте без всякого звонка. Адрес знаешь?

Я не успел ответить ни «да», ни «нет», потому что в это время трубку перехватил Женька.

— Маркиз, привет! — завопил он. — Слушай, чего ты жмешься? Завтра же приезжай! Я тут со скуки археологией занялся, раскопки делаю, прямо на участке. Камею нашел византийской эпохи, тринадцатый век, представляешь?

Я представлял себе эту камею: наверняка дешевенькая брошка пятидесятых годов нашего века, которую кто-нибудь за ненадобностью швырнул через забор. Любопытно, что подумал бы Женька, если бы этот автомат работал, как видеотелефон… Я отнял руку от Тониного лица, она вопросительно взглянула на меня, я показал ей глазами на свободное место рядом с собой: придвигайся и слушай. Разумеется, она придвинулась, и мы стали слушать Женькину болтовню вместе, по логике ситуации все теснее прижимаясь друг к другу.

— Слушай, а что это у тебя с голосом? — спросил Женька, когда я что-то ответил на его вопрос.

Не мог же я ему объяснить, что Тонины волосы щекочут мне щеку. Но Женька и не нуждался в моих объяснениях.

— А я тут джиу-джитсу решил подзаняться! — возбужденно продолжал он, забыв уже, о чем сам же спросил. — Тренер есть, кандидат в мастера, инструктор по плаванию, ух, у него приемчики, жаль, по телефону нельзя показать…

Не удержавшись, Тоня фыркнула, и Женька удивленно умолк. Я укоризненно посмотрел на нее: все-таки то, что мы слушаем вместе, не совсем порядочно по отношению к Женьке. Но и Тонино любопытство было мне понятно: она не просто стояла, прижавшись ко мне, она еще и слушала, ей, может быть, первый раз в жизни представилась возможность послушать, о чем между собой говорят пацаны.

— Кто это у тебя там? — подозрительно спросил после паузы Женька.

— Максим, конечно, — ответил я, и Тоня снова фыркнула и, виновато взглянув на меня, зажала ладошкой рот.

— А, Максим… — раздумчиво проговорил Женька и снова принялся распространяться об этом неинтересном для меня инструкторе по плаванию, который в свободное от плавания время обучает наивных людей японской борьбе.

В считанные минуты я узнал, что этого халтурщика зовут Игоряша, что он «законный мужик», что Женька может кинуть теперь любого, включая Тольца, не говоря уже обо мне, жаль только, отпуск у Игоряши кончился, но в Москве его Женька непременно найдет, правда, живет Игоряша далековато, где-то на Юго-Западе, а дачу он снимал у профессора МГУ Еремеева, сам Еремеев умер, вдова эту дачу продает, и если Игорь соберется с деньгами, он эту дачу купит, и уж тогда у Женьки будет свой тренер на каждое лето… Дождавшись момента, когда Женька остановился перевести дух, я равнодушно сказал, что все это интересно, но мне сейчас нужно поговорить с Маргаритой.