Игры маньяков - [24]

— Пять месяцев спустя дочь-подросток еще одного твоего друга в Лондоне, на другом конце континента, умрет от передозировки наркотиков. Это тебя шокирует, потому что ребенок абсолютно не был подвержен таким вещам. Ты получаешь электронное письмо:

«Привет, Борис…»

Борис провел авторучкой по желобу страницы на сантиметр или два.

— Ты понимаешь, как это могло случиться? — спросил он. — Каждый раз, когда идешь в ФСБ. Но ты же понимаешь, Рубен не всегда охотится за членами семьи или твоими родственниками. Он разбросает смерти по всей стране и по отношениям. Возможно, это будут даже родственники твоих коллег. С разницей в шесть месяцев. В год. Можешь себе представить, сколько людей умрет, прежде чем ФСБ сможет установить связь в подобном сценарии? Если они когда-нибудь это сделают?

— Ты можешь себе представить, как это будет выглядеть, когда ты придешь к ним и скажешь: «Пожалуйста! Вы должны мне поверить. Авария джипа в Тюмени на самом деле была убийством. Это все тот же армянский мафиози, который вымогал у меня шестьдесят миллионов евро…». Рубен сделает все, чтобы твоя служба безопасности или полиция не смогла перехватить его электронную почту. Доказательств не будет. Это может продолжаться бесконечно.

— Рубен Израильянц не идеолог, — продолжал Никольский. — Для него вторичны идеалы, мечты, политические пристрастия. Он обычный преступник. Продажный. Жесткий. Эгоцентричный. Он из тех людей, которых можно встретить в каждом поколении и в каждой культуре. Хищник. У тебя есть то, что ему нужно, и он это возьмет.

— Но разница в том, что сегодня такие умные люди, как Рубен, имеют в своем распоряжении гораздо более мощные ресурсы. Чтобы предугадать их действия, вы должны быть готовы вообразить за пределами своих предположений, должны быть готовы совершить этот прыжок в царство невероятного. Уверяю вас, так оно и есть. Израильянц богат. Его методы и технические ресурсы сложны и многообразны. Его воображение и аппетиты очень велики.

Точка зрения Никольского была ясна и пугала.

— Ладно, — сказал Борис, — просто скажи мне: ты можешь остановить его? Ты можешь спасти жизни?

Сергей ответил не сразу, и с каждой секундой, пока он колебался, надежды Бориса таяли, угрюмо влияя на его дух.

— Думаю, мне это по силам, — сказал Никольский. — Я умею спасать жизни. Но я не смогу спасти их всех. Я уже говорил тебе об этом. Вот что я думаю.

— Ты должен помнить, — продолжал он, — что действия Рубена напрямую связаны с его положением в собственном сознании. Он предупредил тебя. Ты идешь против этого предупреждения, и ты оскорбил его, не уважая его право диктовать тебе. Он заставит тебя заплатить за это. И он собирается убедиться, что ты знаешь, что платишь именно за это.

Борис чувствовал себя в ловушке.

— Я мог бы просто раскошелиться. Закончить таким образом.

— Да, это можно, — согласился Никольский. — И, может быть, это положит конец твоей проблеме. Но это также гарантировало бы, что Рубен будет продолжать делать то, что он делает, и с еще большими ресурсами. Ты по сути гарантируешь, что кто-то другой пройдет через все то же, что и ты. И твои деньги будут финансировать новые операции Рубена. Не знаю, как ты, но я не хочу, чтобы это лежало на моей совести.

Борису стало немного трудно дышать и он развязал свой галстук.

Он посмотрел на окна и открытую дверь. Он чувствовал себя чужим, отчужденным от своей жизни с прошлой ночи. Снаружи свет и звуки были посторонними. У людей вокруг были свои интересы. Все это вызывало чувство неуверенности.

Неопределенность, однако, была лишь частью этого. Его гнев тоже никуда не делся, постепенно перерастая в решимость дать отпор. Так-то. Но не ценой чьей-то жизни. Ни одной. Никольский, вероятно, был прав, что Израильянц узнает, если Борис пойдет в ФСБ. Рано или поздно. А еще было другое предсказание Сергея, что кто-то все равно умрет, несмотря ни на что, только для того, чтобы Израильянц мог показать свою власть.

Он взглянул на Никольского, который изучал его с расстояния вытянутой руки через круглый стол, и на чьем лице отразились последствия длительной тайной борьбы. Какой бы ни была его жизнь, она не была полностью скрыта от тех, кто пытался понять, на что они смотрят. Она была четко вырезана на его лице и придавала форму печальным уголкам его глаз. Что бы ни знал этот человек, он дорого заплатил за это. Борис не мог этого игнорировать.

И еще был совет Георгия Нечаева: если вы будете следовать рекомендациям этого человека, вам не придется беспокоиться о том, правильно ли вы поступаете. Вы можете верить тому, что он говорит.

Борис сделал глубокий вдох, который достиг места, сделавшего его тем, кем он был, места, которое определило его.

— Хорошо, — сказал он Никольскому, — давай сделаем то, что должны. И давай сделаем это как можно быстрее.

Глава 15

«Такие люди, как Рубен, блестяще воспользовались последствиями нынешнего бардака в Европе», — сказал Максим Ревенко. Это был тот самый мускулистый шатен, которого Борис видел днем в компьтерном зале Сергея. Он присоединился к Борису и Сергею в кабинете, захватив с собой черную папку, которую держал на коленях, время от времени перелистывая страницы и делая пометки.