Игры Фортуны - [47]

Шрифт
Интервал

Затем откуда-то донеслось протяжное «А-а-а-а!…».. Это кричат «Ура», где-то атакует какой-то полк, или несколько полков, догадался Мюнхгаузен. Все оживились, в воздухе повисло ожидание. Прискакавший ординарец доложил, что атакой взят передовой форштадт[44], турки бежали без сильного сопротивления. Миних распорядился двинуть туда артиллерийскую батарею и бить по стенам в упор. Он вообще передвигал свою малочисленную артиллерию, словно фигурки на шахматной доске, и, к изумлению, она двигалась столь же послушно и легко — под градом ядер и пуль со стен! 13 пушек, 4 гаубицы и 8 страшных мортир, укрываясь за валами взятого с боя форштадта, теперь «били Очаков под дых», как заметил кто-то из офицеров. Вскоре из-за приземистых стен потянулись в небо характерные клубы черного дыма — в городе начались пожары.

День клонился к закату. От гремевшей без умолку артиллерии в ушах стоял звон, от вони порохового дыма пересыхало во рту и все время хотелось пить.

— Батька Богдан Хистофорыч! — кричали тянувшиеся мимо ставки Миниха раненые солдаты (кто мог идти сам), бредшие из боя к полевому гошпиталю, — Пора и зашабашить! Мочи нет…  Сам видишь — нынче Очаков-город не взять!

Миних криво усмехался, слушая это фамильярное обращение:

— Воли много взяли…  Ни в одной из регулярных армий Европы оное обращение было бы невозможно! Однако ж мы не в Европе, господа, а в словах сих блудных чад Беллоны есть истина. Бить отбой, полкам из огня — в лагерь, отдыхать…  Смените их на аванпостах драгунами, нечего их в резерве держать. Артиллерии это не касается, пусть работает всю ночь. Мне надобно, чтобы это осиное гнездо горело еще пуще, пусть сераскир заберет своих людей со стен — заливать огонь. Завтра чуть свет поднимать войска в батальный фронт — на рассвете будем учинять Очакову генеральный штурм всей мощью!..

— И облажаемся, — бесцеремонно заметил толстый генерал Румянцев, весь покрытый пороховой копотью (он сам водил солдат на штурм форштадта). — Лестниц нет, и изготовить в должном количестве за ночь не успеть, даже ежели разберем все повозки. Дерева не хватит — поле голое вокруг, и халупы все агоряне, сучьи сыны, пожгли. Прикажете на крыльях на стены летать, экселенц, мать-перемать вашу?

— Румянцев, не смешите мои ботфорты! На стены сии взлетит и курица! На закорках пусть солдаты друг друга подсаживают, не треснут…  Или артиллерии удастся проломить где-либо стену. Ничего, Бог милостив, авось войдем как-нибудь! Главное выбрать момент военной Фортуны, а он наступил, господа. Завтра будет много крови, но лавров еще больше. Ступайте! Всем спать.

* * *

Денщик Васька развел на ночь большой костер, в котором сгорали добытые откуда-то жерди, вполне пригодные, по мнению Антона-Ульриха, для штурмовых лестниц. Несмотря на полдневную жару, ночи под Очаковом стояли прохладные. Герцог Брауншвейгский и его пажи наскоро поужинали простой рыбной похлебкой — рыбу из лимана ела вся армия, и похоже было, что выловила ее до последнего плавника. Спасть улеглись по-солдатски, на конских чепраках и попонах, положив в изголовье седло и укрывшись плащами — после стоячих ночевок в сожженной степи такая спартанская постель казалась верхом удобства. Слуги устроились в шалаше, лезть в который их господа побрезговали.

Барон Мюнхгаузен с усилием стянул побелевшие от пыли ботфорты, снял утративший свой прежний блеск колет, улегся на бок и заснул со всей беспечностью молодости, которой свойственно до конца не верить, что человек смертен. Засыпая, он слышал только дружный храп, стоявший над лагерем — сквозь него тихонько прорывалось печальное пение. Те, кому перед боем не спалось, разгоняли страх и тоску, глядя в огонь костров и напевая жалостливые деревенские песни — тихонько, чтобы не помешать спящим товарищам.

А барону снилось, что его чело увенчано лаврами, и он едет вместе с милой круглолицей княжной Еленой Голицыной на огромном «вель-блуде», меж горбов которого растет цветущее дивным цветом дерево, и густая листва покрывает их, словно тенистая беседка…  Княжна звонко смеется и говорит ему что-то удивительно приятное, только потом он не мог вспомнить ни слова.

Мюнхгаузен проснулся перед рассветом от того, что вылетевшей из догоравшего костра искрой больно обожгло щеку. Рядом посапывал во сне юный фон Хоим. Герцог Антон-Ульрих, похоже, так и не смог заснуть. Он сидел на своей бедной постели по-турецки (эту позу он выучил у запорожцев и находил крайне удобной) и, пристроив между коленей походный прибор для письма, что-то писал, сосредоточенно шевеля губами. С миниатюрного портрета в изящной рамке на него равнодушно взирала бледная красавица с детским личиком и вычурной прической темных волос…

— И не прилегли вовсе перед баталией, барин, — бурчал седоусый денщик Васька, пробуя на ногте остроту отточенных шпаг. — Куда это годится? Вона, ребятишки-то как храпака задают! А ты все пишешь, пишешь…  Пустое это, барин. Бабы — дуры, помяните мое слово!

А потом в лагере заиграли зорю, и все забылось — и сон, и круглолицая княжна, и грустное письмо бледной красавице.

Первыми на штурм, недобро усмехаясь в лицо смерти, шагали отборные гренадерские роты в своих высоких мятых митрах — сплошь рослые, плечистые, ражие парни, лучшая пище для могильных червей. Следом шли васильковые драгуны. Столь жалкие в конном строю, в пешем они выглядели грозными вояками, с ног до головы увешанные оружием. У каждого, помимо фузеи со штыком, путалась в ногах длинная тяжелая шпага, а из-за пояса торчали рукоятки двух пистолетов, в иное время бесполезно возимых в кобурах по сторонам седла, но очень удобных при штурме. Затем наступал черед бесконечным зеленым рядам пехоты, ощетинившейся четырехгранными штыками — забивая их в щели между камнями удобно взбираться на стену, а в рукопашном бою они проколют супостата насквозь и, как встарь, проложат пехотинцам путь к виктории! Офицеры, вышагивавшие перед своими ротами и батальонами, принарядились, словно на ассамблею, и лица у них были торжественные, праздничные. Дробно стучали барабаны, задавая ритм тяжелому солдатскому шагу. Высоко вились полотнища знамен, с державными орлами двуглавыми, с вензелями императрицы Анны. Полки шли и молчали. И лишь когда со стен ударили турецкие пушки, протяжно запели:


Еще от автора Елена Юрьевна Раскина
Жена Петра Великого. Наша первая Императрица

Прав был А.С. Пушкин — в русской истории хватает сюжетов и страстей, которые не снились даже Шекспиру. Чего стоит хотя бы чудо невероятного восхождения Марты Скавронской, нищей сироты, простолюдинки, вдовы шведского драгуна, ставшей женой Петра Великого и Всероссийской Императрицей Екатериной Первой! Из солдатской палатки в постель фельдмаршала Шереметева, затем в спальню Светлейшего князя Меншикова и, наконец, в царскую опочивальню — и все это за какой-то год! Куда там Анне Болейн или маркизе Помпадур! И пусть завистники судачат о «царице из солдатских портомой» — Екатерине хватило ума и женской силы, чтобы стать не просто наложницей, даже не фавориткой, а коронованной Императрицей и не только сохранить голову на плечах, но унаследовать трон после кончины супруга.


Первая императрица России. Екатерина Прекрасная

НОВЫЙ РОМАН от авторов бестселлера «Жена Петра Великого»! Невероятная история восхождения Екатерины I, которая из простой прачки превратилась в первую Императрицу России! Но чтобы взойти на трон, мало оказаться на царском ложе, мало быть Екатериной Прекрасной – нужно стать еще и Екатериной Премудрой, ближайшей советницей и соратницей Петра во всех его трудах и свершениях.Сможет ли она помочь императору вырваться из турецкого плена во время несчастливого Прутского похода? Как ей очаровать всесильного османского визиря, чтобы спасти русскую армию из смертельной ловушки? Какую цену придется заплатить за устранение царевича Алексея? И кто продолжит дело Петра Великого после его кончины?..


Любовный секрет Елисаветы. Неотразимая Императрица

России всегда везло на женщин – если бы мы еще умели это ценить! Царствуй Елисавета Петровна в Европе – ее бы превозносили как величайшую из великих, куда там ее тезке Елизавете Тюдор! А у нас «дщерь Петрову» до сих пор попрекают любовными авантюрами и гардеробом из 15 тысяч платьев, приписывая ей то глупость, то взбалмошность, то «бабью сырость» – ни дать ни взять «блондинка за рулем» государства. Но, во-первых, чтоб вы знали, Елисавета была рыжеволосой, а во-вторых – разве смогла бы «дура-баба» захватить и удержать власть, избавить Россию от немецкого засилья, разгромить самого Фридриха Великого?! Да побойтесь Бога!..Первая красавица Империи, пышнотелая «русская Венера», любимая дочь Петра Первого, унаследовавшая государственный гений, страстную натуру и неукротимый нрав великого отца, она не боялась ставить на карту все без остатка, умела рисковать собственной головой, побеждать, очаровывать, вдохновлять.


Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице

Ее осудили как «воруху и колдунью». Ее проклинают как жену «царей» – самозванцев и виновницу Великой Смуты, залившей кровью Русскую Землю. Марине Мнишек пришлось увидеть гибель всех, кто был ей дорог, – мужей, возлюбленных и малолетнего сына, повешенного за преступления родителей. Она сама обречена умереть в темнице, до дна испив чашу бед, скорби и отчаяния. Но Господь не оставляет раскаявшихся грешников – и, пройдя все круги ада, очистившись в бездне мук и страданий, Марине суждено обрести новую любовь и чудесное спасение…По официальной версии, «воровская женка Маринка сама собой от тоски померла» в тюремной башне.


Рекомендуем почитать
На заре земли Русской

Все слабее власть на русском севере, все тревожнее вести из Киева. Не окончится война между родными братьями, пока не найдется тот, кто сможет удержать великий престол и возвратить веру в справедливость. Люди знают: это под силу князю-чародею Всеславу, пусть даже его давняя ссора с Ярославичами сделала северный удел изгоем земли русской. Вера в Бога укажет правильный путь, хорошие люди всегда помогут, а добро и честность станут единственной опорой и поддержкой, когда надежды больше не будет. Но что делать, если на пути к добру и свету жертвы неизбежны? И что такое власть: сила или мудрость?


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».


Повесть об Афанасии Никитине

Пятьсот лет назад тверской купец Афанасий Никитин — первым русским путешественником — попал за три моря, в далекую Индию. Около четырех лет пробыл он там и о том, что видел и узнал, оставил записки. По ним и написана эта повесть.