Никогда не видел таким своего брата.
Что с ним? Он сердится на эту девушку, но вместе с тем относится к ней с нежностью. Неужели она ему понравилась? Но, почему же он с ней такой терпеливый. Никогда не видел у него такой выдержки. Когда ему нравилась какая-то женщина, она просто становилась его. Но эта девушка… С ней он не такой. Зевс подарил ей вечную жизнь. Зачем?
Я решил познакомиться с Натти ближе. Она и в самом деле замечательная. Не только внешне, в ней было еще что-то такое. Она будто светилась изнутри. Я хотел расспросить ее, но она начала сердиться, но не на меня. Она сердилась на Зевса. Я хотел остановить ее, чтобы она не наговорила лишнего. Но Натти продолжала сердиться. Даже предупреждения Зевса она проигнорировала, обозвав его трусом. Я испугался за ее жизнь. Зевс мог убить и за меньшее. А она же не богиня и просто умрет. Я ощутил гнев Зевса. С каждым ее словом он все больше сердился.
— И ты плохо целуешься! — выкрикнула Натти и в тот же миг в нее ударила молния.
Натти упала. Я прислушался и услышал равномерный стук ее сердца. Жива. Я исчез, прекратив бурю.
Кто она для него?
* * *
Буря стихла внезапно. Воины, которые прятались в трюме от непогоды, вышли на палубу и удивленно осмотрелись. Бушующие волны исчезли, море было спокойным, из-за черных туч пробивалось солнце.
Одиссей увидел бессознательную девушку.
— Натти! — он подбежал к ней.
Доски вокруг были припалены, словно от огня, и черны от копоти. Одиссей притронулся ко лбу девушки — он был горячим. Он приложил ухо к ее груди, чтобы послушать сердце, и услышал равномерный стук.
— Жива, — вздохнув с облегчением, сказал он.
Одиссей поднял девушку на руки. Она пылала от горячки. Он занес Натти в каюту и положил на кровать. В следующие дни Одиссей старался сбить горячку, но ничего не выходило. Он не знал подобных болезней. Девушка так и не приходила в сознание. Она бредила, бормотала что-то.
— Трус… игрушка… семья … друзья …
Одиссей не понимал, о чем она говорит. Он лишь надеялся, что она придет в чувство и снова улыбнется ему.
Каждый вечер, когда Одиссей уходил из каюты девушки, чтобы отдохнуть, в золотом сиянии появлялся мужчина. Он до самого утра сидел возле девушки, держа ее за руку, говорил с ней, вслушивался в каждое сказанное девушкой слово, он нежно поглаживал ее волосы и клал свою ладонь на лоб девушки.
— Извини меня, — говорил он тихо. — Я тебя люблю.
Девушка переставала бредить в горячке.
— Зевс … — слетало с ее уст.
И каждое утро мужчина исчезал в золотом сиянии, перед этим грустно смотря на девушку и целуя ее в щеку.
Натти
Пришла в себя я внезапно. Не было боли. Ничего. Вокруг стояла странная тишина. Я встала с кровати. Наверное, Одиссей принес меня сюда. Сколько же времени прошло? Чувствовала я себя хорошо.
Я вышла из каюты, уши с болью разрезал надоедливый звук. Я осмотрела палубу. Воины как-то странно вели себя, стояли на месте, замерев, и смотрели в одну точку, будто бараны на новые ворота. Одиссей стоял за штурвалом, у него тоже был отсутствующий взгляд. Я посмотрела, куда же они все смотрят. Корабль мчал на скалы. Надоедливый звук усиливался. Сирены[29]. Я выругалась. Все равно никто не услышал. Что же делать?
Решение пришло само собой. Один из воинов захотел выпрыгнуть за борт корабля со словами: «Моя любовь! Я иду к тебе!» Я схватила его и привязала. Поочередно я привязывала каждого, чтобы не убежали, не пошли на зов сирен. Когда веревка закончилась, я просто отправила нескольких воинов в приятные объятья бессознательности. Остался только Одиссей. Он стоял за штурвалом и направлял корабль на скалы. Я оттянула его и дала пощечину.
— Одиссей! — закричала я нему в ухо.
— Что? — пришел в себя он. — Натти?
Хоть Одиссей и пришел в себя, он все равно стоял, ничего не понимая.
И что делать? Так, управление кораблем.
В голове промелькнуло великое множество информации о кораблях. Я отвела корабль подальше от скал. Надоедливый звук, пение сирен, исчез. Воины начали приходить в себя и удивлялись, почему они связаны.
— Что произошло? — спросил Одиссей, когда освободил всех своих воинов.
— Сирены, — коротко ответила я.
Одиссей понял.
— Я рад, что ты пришла в себя, — улыбнулся он.
— А я как рада, — улыбнулась я. — Сколько времени я была без сознания?
— Три месяца, — ответил Одиссей.
— Сколько?! Ого!
А мне показалось несколько часов. Я почему-то ощутила прохладную ладонь на своем лбе и поцелуй в щеку. Воспоминание? Но я не помню ничего такого.
— Не хочешь рассказать, что тогда произошло? — сказал Одиссей. — Когда я тебя увидел, то палуба была припалена вокруг тебя, будто от огня.
— Да, так. Просто я оказалась на пути молнии, — я поняла, что это была за вспышка. И я не сердилась на Зевса. Я заслужила наказание. Я сама не выдержала бы таких слов в свой адрес.
— Молнии? — удивился Одиссей.
— Ага, — улыбнулась я. — Она просто себе летела, а я удачно попалась на ее пути.
Одиссей улыбнулся, но призадумался.
— Но молнии, это же оружие самого … — сказал Одиссей.
— Ага. Того самого, — перебила я Одиссея. Еще не хватало, чтобы «тот самый» услышал свое имя, и изменила тему. — Ты не хочешь взять управление кораблем? Доверяешь женщине?
