Игры арийцев, или Группенфюрер Луи XVI - [36]

Однако борьба с заговорщиками произвела изрядное опустошение в дворянских рядах, поэтому пришлось отправлять специальную экспедицию, призванную найти новых кандидатов на осиротевшие титулы и придворные должности. Надо сказать, герцог де Роган блестяще справился со своей задачей — удивляться не стоит, желающих пожить в праздной беззаботности за счет других всегда хватало. А у де Рогана хватало красноречия, чтобы убедить собеседника в чем угодно, особенно если человек сам хотел верить в сказки.

Отряды гвардейцев и мушкетеров, рыскающие по джунглям, делали свое дело — владения короля постепенно расширялись, в них вовлекались все новые и новые поселения, затерянные в сельве. Иногда происходили стычки с местным населением и тогда в столицу привозили на мулах раненых и убитых. Правда, отравленные стрелы и копья не могли соперничать с автоматами и огнеметами, и это служило возвышению государства.

Наличие героев потребовало от короля введения знаков отличий.

Последовательно были введены ордена Лазурной Подвязки и «Анаконда» трех степеней — платиновое, золотое и серебряное изображение грозы джунглей. Близким помощникам Луи предложил украсить грудь орденом Яростных Молний. В стилизованных молниях даже несведущий мог угадать эсэсовские руны, но говорить об этом вслух не рекомендовалось, дабы не вызвать высочайший гнев.

Поездки за пределы королевства не поощрялись — тайно покинувших королевство объявляли предателями и заочно приговаривали к смерти. Таким образом, король пытался скрыть от мира существование своего государства, еще не время было для гласности и дипломатической игры.

— Испанцы коварны, — рассуждал Луи на королевском Совете. — Неизвестно, чего ждать от этих негодяев, которые не знают истинной веры. Уж лучше оставаться в тени и не привлекать к своему существованию внимания, пока государство не окрепнет, чем подвергнуть его вероятной опасности. Но настанет день, господа, когда Паризия выйдет из тени и заставит содрогнуться весь мир.

— Для того чтобы мир содрогнулся, — возражал Ришелье, — нужны самолеты, танки и отборные бойцы.

— Танки? — Луи прищурился. — Мы отвергаем любую технику. Королевство должно делать упор на магию. Магические артефакты — вот, что поднимет будущую империю и сделает государство сильным.

Именно для поисков артефактов, обладающих магической силой, были предприняты раскопки индейского города, рядом со столицей королевства. Руководил раскопками незаменимый герцог де Роган.

— Не верю я в чудеса! — хмыкнул, узнав о задании герцога, сопровождавший его маркиз Дюк де Солиньяк. — В Равенсбрюке мы тоже творили чудеса и даже заставляли покойников работать на себя! И не только работать! — он плотоядно усмехнулся, вспомнив некоторые подробности своей прошлой жизни, состоявшейся еще до рождения маркиза.

— Поменьше болтай! — сердито посоветовал ему герцог. — Язык — странная и непостижимая штука, он порой может завести человека куда угодно. Некоторых он доводил даже до виселицы. Помнишь графа Шартреза? Его обвинили в государственной измене и обезглавили, а ведь он только и позволил себе, назвать дворец короля борделем!

Де Солиньяк хмыкнул:

— Не просто борделем, — поправил он маркиза. — Он назвал его немецким борделем!

— Неважно, — кивнул маркиз. — Главное в том, что эти слова стоили графу головы.

— И все-таки, — вздохнул де Солиньяк. — Я бы бежал отсюда со всех ног, было бы куда бежать. Это какое-то безумие. Ты заметил — он дает имена, напоминающие сорта французских вин. У его Величества группенфюрера познания в истории Франции такие же, как у меня о Китае — вроде бы что-то слышал, но не знаю точно, правда это или нет. И эти игры с туземцами… Они добром не кончатся, помяни мои слова, маркиз!

— Все оно так, — согласился де Роган. — Только ты мимоходом сказал главное. Нам некуда бежать, разве еще дальше в сельву. Но зачем? В конце концов, здесь есть что пожрать, есть бабы, выпивка, какая-то власть, наконец. А там нас ждут лишь грязные обезьяны и питоны, способные проглотить быка. Что же, я согласен участвовать в самых диких играх, если они дают возможность чувствовать себя богатым и независимым!

— Независимость… — де Солиньяк вздохнул. — Скажу тебе прямо, маркиз, — независимость можно ощущать лишь тогда, когда сидишь на сундуках с долларами и знаешь, что они принадлежат тебе.

— И тут ты прав, — немедленно согласился герцог. — Но власть, власть… Сладкая и притягательная штука — власть! Конечно, хорошо, если власть простирается на всех, но поверь, милый Дюк, есть немалое удовольствие в том, что, ощущая зависимость от других, ты все-таки осознаешь полноту своей власти над теми, кто стоит ниже. Их зависимость от тебя, ощущение, что ты можешь сделать с ними все… даже воплотить любой бред, возникающий в твоей голове… Нет, это дает сладостное удовольствие, по ощущениям оно ничем не уступает оргазму, поверь, я знаю, что говорю!

Дюк де Солиньяк промолчал.

О тайной лаборатории де Рогана знали все, но очень немногое. Частицы правды перемешивались с вымыслом, страшными слухами, невероятными россказнями и постепенно обретали страшный мистический смысл, обращаясь в тайную мифологию королевства. Рассказы держали в страхе тех, кто никогда не сталкивался с подобным, и вызывали приятное волнение у тех, кто знал оставленное навсегда прошлое, полное чужих смертей и чужого ужаса, причастные к крови жаждали пролить ее вновь и боялись, что король их не поймет и строго накажет, а потому завидовали дерзкому маркизу, который не только продолжал услаждать свою душу чужими страданиями, но и возвел это занятие в ранг добродетели. Да что там говорить, если архиепископ Паризии обращал гугенотов в католики нетрадиционными способами, в которых еще со времен Дахау был великим специалистом. Правда, гугеноты после обращения в католики выживали редко, но если выживали, становились правоверными католиками, заучивающими катехизис наизусть, даже если не понимали в нем ни слова.