И пятый бросился вслед за Творцами, но наткнулся на границы сферы. Таковы уж свойства сферы определенного радиуса, что выйти за ее пределы не может никто, даже убогий.
И Творцы молча смотрели ему в глаза с той стороны невидимой преграды…
Оставшись один, но не смирившись с одиночеством, пятый занялся тем, ради чего все и затевалось. Игрушки всех форм и цветов стали постепенно заполнять домик. Он наблюдал, как они забавно бегают, прыгают, воспроизводят какие-то звуки, убивают друг друга. И ему было весело… Однако совсем мало времени понадобилось ему, чтобы понять, что живые игрушки могут наскучить так же, как и мертвые, только немного позже. И он стал самостоятельно избавляться от надоевших игрушек и творить все новые, еще более забавные, надеясь, что уж они то… И можно долго ломать голову, задаваясь вопросом: «Ну отчего же вымерли динозавры?», так долго, что ясным станет очевидное да просто надоели!..
Идея возникла у него в тот момент, когда он однажды увидел свое отражение в зеркальной поверхности того, что в последствии будет названо Тихим океаном. Почему раньше он не додумался до этого? Разумеется только по образу и подобию! Все остальное слишком детские игры… И он начал творить уродцев по образу и подобию своему. И вот с ними-то можно было играться сколько угодно, они долго не надоедали. Признаться, пятому уже не хотелось покидать свою Вселенную.
Один уродец получился у него совершенно бесподобным. Точнее как раз подобным. Он был настолько близок к оригиналу, что пятый решил, что полюбил его. А, полюбив, условно назвал своим сыном. С глубокой тревогой он опускал его к остальным людям. И люди оправдали его недоверие.
Этот сын был от рождения наделен недюжинными способностями в арифметике и физике. Он умел делить пищу преломлением и умножать скорбь столбиком. И за ним был нужен глаз да глаз, ибо люди испокон веков не любили ученых. И все было бы хорошо, если бы пятый был Первым, тогда его дите смогло бы резвиться и до 66, и до 99 лет, в общем пока не надоест. Но у пятого, как вы могли уже догадаться, было всего два глаза. И он ведь даже не отводил взгляда от своего сына. Он просто моргнул. И этого оказалось достаточно…
Еще одна секунда, которая, я не исключаю такой возможности, кому-то могла показаться тремя днями, ушла у него на поиски тела. Он нашел его и взял к себе. Он держал его на ладони, подносил к своему лицу и плакал. С тревогой смотрел я на его слезы. Ибо горе тому, кто отнимет любимую игрушку у убогого…
И пятый мучительно пытался вновь вдохнуть жизнь в мертвое тело. И был мучительно бессилен. И, поняв, что его усилия тщетны, просиди он хоть до Второго Пришествия, пятый оставил свои попытки. И решил, что лучше уж позаботиться пока о тех, кто еще жив.
И он заботился о них, насылая войны и болезни, сея смерть хорошую и разную. И жажды мести не было в его голове надо признать, что к тому моменту голова его была свободна уже от всего только в руках. «Арррмагедон!»приговаривал он, сильно грассируя и продолжая сеять смерть. Слово было совершенно бессмысленным и оттого так нравилось ему. Блуждающая улыбка была размазана в такие моменты по его губам…
И, разумеется, в первую очередь под его заботливыми пальцами погибали те, которые… Впрочем, я же, по-моему, еще ничего не сказал про них. Попробую исправиться…
Так как пятый создавал тварей по образу своему и подобию, то и получались они соответствующими: в меру уродливыми, в меру недалекими, безмерно жестокими. Самые мерзкие твари даже придумают для обращения друг к другу специальное слово «тварищ». Или что-то очень похожее, я не прислушивался. Но иногда, правда крайне редко… Ну кто из нас не ошибался? Так вот, иногда его тварения получались… не очень. То тварь оказывалась слишком красивой, то слишком умной, а то настолько доброй, что впору было задуматься, а тварь ли она? Такие-то «ошибки эксперимента» и удалялись первыми.
Правда, случались эти ошибки так редко, что эксперимент, в целом, можно было назвать удавшимся…
Ну! И что вы все притихли? Неужели никто мне так и не скажет:"Аминь"?
Хоть запоздалый, но эпиграф:
«Он заплакал, она умерла, и это была поэзия»
Х. Эллисон (рекомендуется читать в оригинале.)
12-13 сентября 1997.
