Игроки из «Гран-Кафе» - [8]

Мегрэ почувствовал напряженный, полный ужаса взгляд Урбена и отвернулся.

— Скажите, вы мне верите?

— Я не могу вам ответить…

— Значит, вы не верите мне, а ведь мы давно знакомы! Что же говорить о тех, кто меня не знает?..

— Успокойтесь, прошу вас.

— Вам легко говорить! — усмехнулся Урбен.

— Нет никаких оснований считать, что вас подозревают больше, чем других… Только что заходил комиссар Габриэлли, и мы немного поговорили о вас… Все подозрения настолько неопределенные, что, думаю, в конце концов, дело могут закрыть…

Мегрэ говорил вполголоса, не глядя на собеседника, и это было настолько на него не похоже, что Урбен никак не мог понять, что же скрывается за этими словами.

— Вы думаете, убийцу не найдут?

— Я не знаю…

— Благодарю вас!.. Я считал вас другом, товарищем, если хотите… Я был не прав, раскрыв перед вами свою душу… Простите меня!.. Вы, наверное, решили, что я совсем расклеился…

— Уверяю вас, что нет! — настойчиво повторил Мегрэ.

Неужели никто так и не поймет, что он не может ничего сказать?

— Возвращайтесь к себе… Постарайтесь успокоиться… Держите себя в руках… Если вас спросят, отвечайте, как сочтете нужным… Ну, а со своей стороны, я толком и не запомнил, что вы мне говорили…

Но он знал, что мужчина никогда не прощает другому, если он разоткровенничался перед ним, особенно напрасно! Урбен, понемногу приходивший в себя, попытался криво улыбнуться.

— Вы, должно быть, подумали, что я совсем сошел с ума, — неумело пошутил он.

— Бывали и более трагические случаи! — ответил Мегрэ. — Вы действительно ничего не хотите выпить?

— Спасибо!.. Как вы уже сказали, у меня, должно быть, собралась толпа народу… Мое дело обслуживать посетителей… И быть четвертым, когда кто-то игру пропускает… До свидания, господин комиссар!

Едва он исчез, как появилась госпожа Мегрэ, определенно забывшая свою обычную сдержанность.

— Мне показалось, он плакал…

И так как муж не ответил, она рассердилась.

— Ты поклялся не раскрывать рта, да? Будешь опять изводиться весь день? Знаешь, я уже начинаю себя спрашивать, что за всем этим скрывается?

Мегрэ иронически улыбнулся:

— Ты совершенно права, я убил этого беднягу мясника!

— Не валяй дурака. Я говорю не о преступлении, а об этой девушке…

— Ради Бога! Только не ревнуй…

— Почему?

— Потому что не время… Все и так достаточно печально!..

— Что печально?

— Вся эта маленькая драма… Так как это всего лишь маленькая драма! Такая жалкая! Даже смешная, если взглянуть поближе!.. Тебе ведь никогда не приходило в голову, что Анжель могла бы свести с ума двух здравомыслящих мужчин?..

— Ну, она выглядит, как…

— Как маленькая, нездоровая девочка!.. Плохо питавшаяся, с большими кругами под глазами и бледной кожей, никогда не видевшей солнца…

— Это ничего не значит.

— Ты права. Это ничего не значит! Но вот что интересно: для двух мужчин эта Анжель воплощала женский идеал и заменила все другие интересы… Я подозревал, что в захолустье, в одиночестве, когда страстный человек испытывает тоску, может появиться слепое увлечение и красивые и сильные мужчины начинают сохнуть по какой-нибудь певичке из местной забегаловки и сражаться между собой за нее… Вот что получается, когда не с кем сравнивать… Но здесь!.. В этом благопристойном городке, на берегу Луары, в нескольких километрах от Орлеана!..

Его жена посмотрела на него, удивляясь, что он так многословен — это было для него редкостью. Но не отважилась его прервать, боясь, что он внезапно замолчит.

— И тем не менее… — продолжал он. — Не можешь ли ты объяснить, почему каждый вечер, уже больше года без пяти минут пять я выхожу из этого дома, иду в «Гран-Кафе», в течение почти двух часов проявляю такое рвение, словно от этих раскрашенных кусочков картона зависит моя жизнь?

— Это не из-за нее?

— Не начинай снова!.. Я ведь знал, что ты не поймешь меня… Я же говорил тебе об увлечении… Это то же самое… Какая-то мания, если хочешь, необходимость, возникающая, когда больше нечего делать…

Впервые он отважился на тонкий намек по поводу своей отставки, но сама госпожа Мегрэ неоднократно думала об этом.

— Приходишь туда сначала один-два раза… Затем, в один прекрасный день, чувствуешь себя сбитым с толку, если игру почему-то отменили… Привыкаешь к лицам, шуткам… У тебя «свой» стул, «своя» игра в карты…

Он говорил не для нее, а для себя. С самого утра, нет, еще со вчерашнего дня в нем зрело отвращение к его теперешней жизни, и он испытал явное облегчение, избавившись от этого тягостного чувства.

— Это абсолютно то же самое слепое увлечение!.. Ну пойми же наконец, что другие люди в таких же обстоятельствах привязываются к какой-нибудь девчонке и начинают считать ее центром своей жизни! Я вспоминаю реакцию людей, когда, во время моей службы в уголовной полиции, речь заходила о преступлениях на почве страсти. Я показывал им фотографию женщины, и почти все они восклицали: «Она даже не красива! Как могли убить из-за нее?» Героини драм на почве страсти никогда не бывают красивы! Этот яд действует не сразу. Когда Урбен, один среди нас, разглядел эту девушку, это чувство поразило его, словно смертельная болезнь… Одна только мысль, что мясник… Ты еще не догадалась?