Игроки Господа - [68]

— Спустить — или ты следующий?

— Я хочу, но не могу. Только не перед… Нет, не спускай, помни, что мы стараемся вести себя тихо.

— Хорошо, — она вернула на место деревянную крышку. — Тогда веди, гид!

Так и не включив свет, я тихо приоткрыл дверь в темный коридор. Домашний аромат недавней готовки. Я вздохнул с облегчением. Значит, с Тэнзи все в порядке. Но ни звука — ни бормотания телевизора, ни симфонической музыки из проигрывателя. И никакого храпа; правда, нас от тетушкиной спальни отделяли два этажа. Кивнув Лун, я начал спускаться по лестнице.

В темноте и тишине мой мозг несся галопом, точно взбесившаяся лошадь. Необходимо было сопоставить невообразимое множество вещей за невообразимо короткое время. Есть ли у Тэнзи на пятке или подошве загадочная серебристая печать? Я этого не знал, так как никогда не видел ее босой. Пожилой возраст не позволял ей посещать со мной бассейн. И вообще, на самом ли деле тетушка являлась родственницей моего отца? Все, что мне говорили, оказалось поставленным под сомнение этой новой ужасно обширной и безвозрастной семейкой. Если Дрэмен и Анжелина действительно когда-то родили старого пердуна Септимуса, то кем же они были на самом деле? Уж никак не австралийцами в третьем поколении, потомками древнего и знатного — если не аристократического — эстонского семейства. А если они и правда приплыли из тех далеких краев, то прошло очень много времени с тех пор, как офицер иммиграционной службы поставил штамп в паспорт первого Зай-бэка.

На кухне горел свет, сияние пробивалось в щель под закрытой дверью, но Тэнзи никогда его не выключала — она думала, что это отпугивает воров. Должно быть, и вправду отпугивало, потому что к ней никогда не вламывались, хотя в Норскоте периодически случались вспышки грабежей. Однако, я полагал, что все дело в присутствии Доброго Ду. Добродушный пес, зато здоровенный, а когда он оскаливал зубы, то мог выглядеть весьма угрожающе для человека, крадущегося по двору в резиновой маскарадной маске и ломиком в руках. Я свернул в сторону (Лун следовала за мной по пятам) и помедлил возле спальни Тэнзи. Прадедушкины часы уютно тикали. Слегка пахло плесенью и старостью. Приоткрыв дверь, я приложил ухо к щели.

Дыхание, глубокое, медленное и звучное. Как будто два крепко спящих человека дышат в унисон. Наверное, решила, что я уехал в город и не вернусь допоздна, поэтому привычно пообедала в одиночестве, вымылась в ванной на первом этаже и легла спать. Я буквально задрожал от облегчения. Осторожно прикрыл дверь, обернулся и врезался в Лун.

— Спит, — я кивнул головой, и мы на цыпочках прошли в кухню. Плотно захлопнув дверь, я принюхался к остывающим булочкам, красовавшимся на бумажной салфеточке на буфете. Всего несколько минут назад мы жевали канапе на плавучем пиру у Аврил, однако у меня все равно потекли слюнки. Лун села за стол, а я поставил греться воду для чая. В Чикаго такого днем с огнем не сыщешь. Если очень повезет, тебе достанутся бумажные пакетики, плавающие в чуть теплой воде. Пожав плечами, я достал старую исцарапанную железную банку с ароматными чайными листьями и водрузил ее рядом с заварочным чайником. А потом — все, не смог дольше сдерживаться — уперся локтями в твердую столешницу и, наклонившись вперед, спросил:

— Лун, почему трупы? Почему здесь? Что за Состязание и что за Игроки? И что еще за чертова станция Иггдрасиль?

Несколько секунд она пристально смотрела на меня, кусая губы, явно пытаясь выбрать правильный маршрут, точку входа в ужасно запутанное объяснение, в которое впишутся бессмертные Зайбэки, четырехуровневые бесконечно сложные фрактальные вселенные, инструменты Ксон-энергии, звездные корабли, летающие со скоростью света, водные астрологи с клонированными девушками-служанками, НЛО Адамски, пилотируемые огромными похотливыми клубнями, Алисино Зазеркалье, мертвые роботы, живые роботы, ненавидящие мормонов фальшивые священники и черт знает что еще. Я понял, что экскурс затянется, и предложил:

— Можно краткую версию, для идиотов.

— Хорошо.

Боже, как она была прекрасна, даже в свете флуоресцентных кухонных ламп! Шоколадная кожа, чтобы лизать ее и покусывать. Глаза, глубокие, словно озера расплавленного синего металла. Груди — если верить словам царя Соломона, или призрачного автора Библии — точно две молодых косули. И хотя я понятия не имел, кто такие косули — наверное, преподобный Джулс мог бы просветить меня на сей счет — не сомневаюсь, что захотел бы погладить этих очаровательных животных, встретив их щиплющими травку на лугу.

— Дорогой, ты должен понять, что…

Дверь за моей спиной распахнулась. Взгляд Лун метнулся на звук. Я обернулся. В темном проеме стояла миссис Эбботт.

Я бросился вбок, отпихнув свой стул в сторону (он ударился об один из нижних кухонных шкафчиков), надеясь, что Лун сообразит нырнуть и спрятаться, и обхватил стерву за обширную талию. Она врезалась спиной в дверь, и мы вывалились в коридор. Все произошло очень быстро, меньше чем за секунду. Как-то раз я перелетел через забор, свалившись со своего мотоцикла, когда вошел в поворот на слишком большой скорости, но тогда мои рефлексы не были убыстрены. Я увидел шокированное и мертвенно-бледное лицо миссис Эбботт, ее негодование, увидел, как медленно открывается ее рот, почувствовал, как пронзительный визг вонзается в мои барабанные перепонки — и мы рухнули на ковер, она снизу, я — более-менее сверху, точно кровожадный насильник. Меня одновременно охватили ярость и смущение. На миссис Эбботт были халат и старомодная ночная рубашка Тэнзи. О черт, нет, это миссис Эбботт подло храпела в постели Тэнзи! Визг становился все отчаянней. Я скатился на пол, схватив сучку за руку, чтобы не убежала — и понял, что крик исходит не из ее рта, жадно хватающего воздух. Кричала внучатая тетушка Тэнзи, стоявшая перед своей спальней, одетая в собственные цветастую ночную рубашку и халат. Крик оборвался. С внушающей уважение скоростью тетушка бросилась к входной двери, распахнула ее, отодвинув задвижку, и, сунув два пальца в рот, пронзительно свистнула. Что-то большое и темное ворвалось в дом. К этому моменту я успел наполовину подняться, не выпуская руки миссис Эбботт. На меня обрушилась кошмарная масса. Потеряв голову, я выпустил женщину и поднял правую ладонь. Но прежде чем успел выкрикнуть дейксис, Добрый Ду вцепился в мое запястье и начал трясти руку, словно я был игрушкой, которую он жаждал разорвать в клочки. Вцепившись в его морду свободной рукой, я высвободился, однако он ткнулся мне в лицо, и я почувствовал, как глаза и ноздри заливает густая собачья слюна.